"Как бы" означает: "может быть да, может быть нет",  т.е. содержит смысловой континуум всех переходов от "реального" к "фиктивному",  в котором невозможно провести дискретные разделения "истины" и "лжи". Ум, богатый опытом веры и сомнения, надежды и страха, не торопится переводить предположения в актуальное изложение факта. Каждое общество развивает свои методы проверки реальности и действенности своих институций и соответственно  обладает разными степенями их допустимой фиктивности, терпимой фантасмагоричности. В одних обществах господствует  "реалитет", в других - "фактазия", причудливое сочетание фантазий, выдающих себя за факты, и фактов, более невероятных, чем сами фантазии.

"У нас все мечта и призрак, все мнится и кажется и чудится, все только будто бы, как бы, нечто, чтопто...", - отмечал В. Кюхельбеккер. Маркиз де Кюстин, который, по словам Герцена, написал "самую занимательную и умную книгу" о России, так выразил этот "номинативный" и "симулятивный" характер как бы реальности: "У русских есть лишь названия всего, но ничего нет в действительности. Россия - страна фасадов. Прочтите этикетки,- у них есть цивилизация, общество, литература, театр, искусство, науки, а на самом деле у них нет даже врачей..." [1]

Не только западный наблюдатель, но и почитатель российских корней, один из самых искренних и горячих славянофилов Иван Аксаков наблюдает то же "как бы"  в отечественной цивилизации. "Всё у нас существует будто бы, ничего не кажется серьёзным, настоящим, а имеет вид чего-то временного, поддельного, показного, и всё это от самых мелких явлений до самых крупных. У нас будто бы есть и законы и даже 15 томов свода законов..., а между тем половины этих управлений в действительности не существует, а законы не уважаются". [2]

Здесь даже интонационный рисунок сходится с маркизом де Кюстином: "У них есть цивилизация - а на самом деле..."; "У нас будто бы есть и законы - а между тем..." Оба писателя, с противоположных точек зрения, отмечают половинчатость российской цивилизации. Для маркиза де Кюстина она - недостаточно европейская, для Аксакова - недостаточно русская, но результат один:  номинативный и симулятивный характер цивилизации. Она усвоена в демонстративных, презентационных,  номенклатурных формах, лишённых как "настоящего европейского", так и "внутреннего русского" содержания, и остаётся царством названий и видимостей.

Одно из проявлений вездесущего "как бы" - вошедший в обиход в начале 1990-х гг. общественный ритуал под названием  "презентация". В беднеющей и распадающейся империи каждый день проводятся торжественные "презентации": то презентируется торговая биржа, то совместное предприятие, то кинофестиваль, то выставка, то новый журнал, клуб, партия, движение, ассоциация... Всё это формы западной цивилизации, которых Россия заждалась за семьдесят лет общественного вакуума и жадно втягивает их теперь: но в значительной свбоей части они не прививаются, а именно что  презентируются, как некогда "потёмкинские деревни". Событие  подменяется своей собственной идеей, схемой, концепцией. Создаются не партии, не предприятия, а всё новые концепты партий, симулякры предприятий. Если при коммунизме господствовали идеологические формы "как бы": планы, отчеты, рапорты, симуляции выполняемых предначертаний и достигнутых успехов, то  после развала коммунизма преобладают "презентации" - рекламно-визуальные, коммерческие формы.

В 1990-е годы "как бы", становится фирменным словцом российского общества - как знак стирающихся граней между "есть" и "нет". [3] Это можно истолковать и как слабеющее чувство реальности в условиях почти невероятного, "чудесного" крушения советского режима и непрерывной череды последующих кризисов, подрывающих ощущение стабильности. Все становится "как бы": как бы демократия и как бы капитализм,  как бы деньги и как бы контракты,  как бы общество и как бы семья, как бы жизнь и как бы не-жизнь...   Виртуальность, в форме вездесущего "как бы", проникает во все клеточки российского языка, миросозерцания и  общественных отношений и как бы заранее готовит их к поголовной  компьютеризации. На этой виртуальности самой действительности, которая тает в мерцающих знаках собственной условности, уходит в голубой экран, превращается в компьютерную игру или в фабрику двойников и подделок,  построена  мыслеемкая проза Виктора Пелевина и Владимира Сорокина.

Как бы, историческое олицетворяемое образом "потёмкинской деревни", выступает в России не  как политический обман, но как метафизическое разоблачение обманности всякой цивилизации, всякого положительного делания. Это видимость такого рода, которая почти не скрывает своей обманчивости, но и не разрушает её целенаправленно (как всточная духовная практика ставит целью разрушить Майю, "великую иллюзию", "сансару"), а заботится об её сохранении в качестве видимости. О метафизическом и религиозном смысле "как бы" см. в ст.  Недо-.

См. также Гипер-, Концептуализм, Служебные слова как философские термины, Платомарксизм

1. Маркиз де Кюстин. Николаевская Россия, М., изд-во Общества политкаторжан, 1930, с.79.

2. Материалы для физиологии русского общества. Маленькая хрестоматия для взрослых. Мнения русских о самих себе. Собрал К. Скальковский. СПб., типография А. С. Суворина, 1904,  с.106.

3. По данным русскоязычного интернета, "как бы" по частоте употребления  в сети (около 4 млн. ) сближается с такими "вездесущими" служебными словами, как "который", "куда", "над",  "потом", "самый".  При этом следует еще учесть, что "как бы" свойственно более устной речи и реже фиксируется на письме, а "который", напротив, тяготеет  именно к письменному использованию.

  -----------------------------------------------------------------
М. Эпштейн. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. СПб,
Алетейя, 2001, сс. 59, 201, 244-246, 278.

Михаил Эпштейн