Часто концептуализм отождествляется только с литературно-художественной деятельностью,  что неверно по двум причинам. Во-первых, концептуальные стратегии проявляются и в других дисциплинарных областях, включая философию, культурологию, литературоведение, искусствознание, критику и эссеистику. Во-вторых, сама литературно-художественная деятельность в концептуализме предстает как одно из приложений более общих методологий и рефлексий, в основе своей  философических, отвечающих тому определению философии, которое дают  Жиль Делез и Феликс Гваттари: "...Философия - дисциплина, состоящая в творчестве концептов."  [1]

 К концу 20-го века все больше импульсов к сближению философии с конкретными вещами и словами исходит от искусства, которое само "концептуализируется" и именно на почве концептуализма сближается  с философией, в свою очередь, заряжая ее энергией возможного и воображаемого.  По словам американского художника Джозефа Кошута, чьи работы середины-конца 1960-х годов заложили основу изобразительного концептуализма, "двадцатый век  принес  с собой то, что можно назвать концом философии и началом искусства. ... Само искусство - это философия, ставшая конкретной".  [2]  Художник-мыслитель Илья Кабаков, один из основателей российского концептуализма, ставит в центр своих философических дискурсов такие конкретные понятия, как "муха" и "мусор". Его трактат-инсталляция "Муха с крыльями", по словам автора, "почти визуально демонстрирует природу любого философского дискурса - в основе его может лежать простой, незамысловатый и даже вздорный предмет - каковым может стать обыкновенная муха..." [3]  При  этом вокруг "мухи", как философского основания всех оснований, играющего ту же роль, что "идея" у Гегеля или "материя" у Маркса,  воссоздается целая система соотносительных и производных категорий - политических, экономических, эстетических...

 Такое возведение мухи в "слона" - в разряд универсалий раскрывает условность самих универсалий, которые, подобно алгебраическим иксам, могут принимать самые разные значения. При этом "икс" - это вовсе не общее разных чисел, а именно пустотная форма, потенциальность, которая может актуализироваться в любом конкретном числе. В этом смысле философию можно назвать алгеброй мышления - она оперирует чистыми значимостями, вроде "жизнь" или "мысль", которые значат все - и ничего не обозначают. Искусствовед и философ Борис Гройс называет такие слова-универсалии "джокерами", поскольку, как соответствующая карточная фигура, они могут принимать любые значения. В отличии от "актуальных" терминов-понятий науки или  лозунгов-оценок идеологии, философские понятия -  "джокеры" - обладают пустотной, чисто потенциальной формой значимости. По мысли Гройса, "Кабаков превращает слово "муха" в такое же слово-джокер, которое может быть применимо потенциально к чему угодно... В констатации этого факта можно видеть иронию над высокими понятиями философии, которые не отличаются, в сущности, от мухи. Но, одновременно, в способности эфемерного слова, лишенного благородной философской традиции, достичь высокого статуса слов, которые эту традицию имеют, можно видеть исторический шанс, который открыт также и для мухи - шанс на построение своего собственного мушиного рая, своего собственного мира мушиных, платоновских сущностей". [4]  Универсум предоставляет любому предмету философский шанс - стать универсалией, основанием еще одного из возможных миров.

Концептуализм разыгрывает комедию мыслительных универсалий во всевозможных жанрах письма и поведения:  выставки-тексты Ильи Кабакова, коллективные действия группы Александра Монастырского, поэтические и романные концепты Дмитрия Пригова, Льва Рубинштейна, Владимира Сорокина, инспекционная практика  группы "Медицинская герменевтика"... Все это сопровождается критическими и философическими комментариями, да и сама предметно-художественная деятельность рассматривается как повод для  постмодернистская рефлексии, которой изобилуют тексты Илья Кабакова, Виталия Комара и Александра Меламида и которая собственно теоретически представлена в  работах Бориса Гройса. В концептуализме каждая вещь, жест, поступок, художественное произведение становится "концептом", т.е. чистым мыслительным актом, иронически созерцающим собственную предметность, и в этом смысле поле философской рефлексии беспредельно расширяется.

Русский концептуализм воспринял такие черты западного постмодернизма, выраженные особенно в философии Ж. Деррида и Ж. Бодрийяра, как  полная игровая децентрализация всех структур,  деконструкция любого культурного смысла до первичных атомов внесмыслицы, обнаружение  в любом подлиннике черт искусной подделки и замещения, включая реальность как таковую - самую тщательную и продуманную из всех подделок, суррогат высшего сорта. Важно указать и на некоторую  близость концептуализма буддийской рефлексии, последовательно вычленяющей мнимые значения  и значимые пустоты в слоях предметного мира.

Вместе с тем концептуализм оказался характерно русским явлением, поскольку обнажил усиленно идеологическую, вторично-рефлективную природу отечественной реальности, традиционно исходившей из схемы, плана, абстракции и создававшей в результате химерические предметы-концепты, к каким относится, в частности,  советская цивилизация (см. Платомарксизм и философемы "Гипер-", "Как бы" и "Нeдо-"). Иными словами, если на Западе реальность,  стараниями ученых, технологов, политиков, прагматиков и позитивистов,  плотно подогнана к идее, то в России остается грубый шов между ними, идея "торчит" из реальности, как улика ее вторичности, "сделанности", так что  концептуализм находит  богатую пищу в  отечественной истории как философия мусорной свалки, разложившейся реальности, выпавших в никуда великих идей, сведенных к пародийному самоповтору.

К началу 90-х годов, по мере того как почвенничество и религиозно- метафизическая мысль всех оттенков (включая эзотерику и космизм)  все шире расходились в массовом сознании, приобретая характер идеологий и  чуть ли не партийных движений, концептуализм остался в России одним из немногих интеллектуальных движений, удержавшихся в рамках свободной рефлексии и комически-бытовой метафизики. Правда, критическая острота концептуализма, играющего знаками разных идеологий и обнажающего их смысловую пустоту,  сошла на нет по мере очевидного  развенчания советской идеологии, но еще может восстановиться в условиях растущей активности других идеологий, постепенно автоматизирующихся до самоповтора, где с ними и начинает работать концептуализм.

Одно из основных направлений развития концептуализма в 1990-е -  2000-е гг. - от элитарного к массовому, от романтики к прагматике, возвращение в ту коммерческую или идеологическую среду, которая первоначально служила предметом  иронического отталкивания и семиотического  развенчания. Концептуализм, срастаясь с коммерцией, становится комцептуализмом.
См. Прагмо-арт.
 

1. Жиль Делез. Феликс Гваттари. Что такое философия? Пер. с франц. С. Н. Зенкина. СПб., Алетейя, 1998, с.14.

2. Joseph Kosuth. Art after Philosophy and After. Collected Writings, 1966-1990. Cambridge (MA) and London: Massachusetts Institute of Technology, 1991, pp. 14, 52.

3. Илья Кабаков. Жизнь мух (на русском, немецком и английском языках). Kolnischer Kunstverein. Edition Cantz, 1992, с.54.

4. Ibid., сс.15, 16.

-------------------------------------------------------------------
Словарь терминов московской концептуальной школы.  Сост. и автор предисл. Андрей Монастырский. М., Ad Marginem, 1999.

Ilya Kabakov,   On the "Total Installation" [parallel texts in German, Russian and English], Bonn: Cantz Verlag, 1995.

Борис Гройс. Утопия и обмен. М., Знак, 1993.

Павел Пепперштейн. Диета старика. Тексты 1982-1997 годов.  М., Ad Marginem, 1998.

М. Эпштейн.  Парадоксы  новизны. О литературном развитии Х1Х - ХХ веков, М., Советский писатель, 1988, сс.151-159.

М. Эпштейн. Искусство авангарда и религиозное сознание. Новый мир,  1989, #12,  с. 222-235.

М. Эпштейн. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре.
СПб, Алетейя, 2001, сс. 39-40, 120-126, 132.

Михаил Эпштейн