Михаил Эпштейн. Философия возможного. Часть 2.


 
                                      11. "Де-" и "кон" 
 
        Не вдаваясь сейчас подробно в историю метода конструирования-потенцирования, попытаемся определить  его  значение для современной мысли.

        Два минувших теоретических периода - структурализма и деконструкции -  содержат в своем различии возможность третьего периода - конструкционизма. Дело в том, что деконструкция вовсе не является прямым вызовом структурализму, как часто полагают, - между ними есть значимая асимметрия, выраженная приставкой"кон".[1]  "Кон" отсутствует в структурализме и лишь под знаком отрицания дано в деконструкции. Что же прибавляет "кон" к понятию структуры и что пытается отнять у "кон"  де-конструкция?

        Известно, что структурализм исходит из презумпции полной упорядоченности, логической и семиотической организованности  предстоящего ему объекта-текста, тогда как деконструкция  находит внутреннюю противоречивость и двусмысленность в своем объекте, бесконечную регрессию и отсрочку смысла, который никогда не дается как присутствие, как завершенная и логически расчлененная целостность. Заметим, однако, что Деррида настойчиво возражает против понимания деконструкции как деструкции, которая была бы прямым негативным актом разрушения структуры и структурности. То, что отличает деконструкцию от деструкции, и есть это таинственное "кон-", которое само по себе никак не поясняется у Деррида  - просто оно вписано в понятие де-кон-струкции. Мы попытаемся извлечь его оттуда, поскольку и сама деконструкция, как термин, сохраняет свое отличие от структурализма (не сводясь к его прямой противоположности) именно благодаря этой асимметричной приставке "кон". 

        Деконструкция предполагает, что в структуре находится нечто, отличное от самой структуры, некий генератор ее внутренних саморазличий, нечто не-структурное или сверхструктурное. Именно поэтому деконструкция не есть просто  разрушение структуры, "деструкция", а выявление в ней некоего неструктурируемого остатка, следа, прибавки, дополнения, - то, что и можно обозначить "кон". Приставка  эта означает "с", совместность.   Де-кон-струировать, в сущности, означает выявить  "кон" в структуре как отличное от самой структуры, как  прибавку к ней, как то, с чем она. Структура всегда с чем-то, что не есть структура, и это есть ее неотъемлемое качество, кон-структивность, кон-струкционность. Конструкция есть процесс создания структуры, который запечатлевается в  самом результате, в структуре, как ее неполная структурируемость, наличие в ней какого-то "кон".  Создание структуры само по себе не может быть полностью структурным хотя бы потому, что в структуре все элементы сосуществуют одновременно, а в процессе конструирования они появляются один за другим, значит, каждый элемент в данный момент не является полностью структурированным, у него нет пары, нет бинарной оппозиции. Классический структурализм как раз и исходит из того, что структуры не рождаются и не творятся, они либо есть, либо их нет - язык служит  примером того, что  нет такого состояния, предшествующего языку, когда он еще не был бы языком, расчлененной и упорядоченной системой. Язык всегда"уже есть".

        Но деконструкция вновь  вводит временное измерение, как процесс отсрочки, растягивания, несовпадения структуры с самой собой, несовпадения означающего со всегда отсутствующим, только возможным и ожидаемым означаемым. Именно различие и есть внеструктурное и конструирующее начало структуры.  Классическим образцом структурной оппозиции выступает пара "различие-тождество". Но, как мы знаем, оппозиция различия и тождества возникает только на основе различия, которое, таким образом, асимметрично тождеству, находится и внутри данной структурной оппозиции, и вне ее, как ее условие и возможность. Различие кон-структивно именно потому, что оно и структурирует бинарную оппозицию как целое, и структурируется в ней как один из ее элементов. Там, куда приходит деконструкция, уже имеет место конструкция, как наличное в структуре и отличное от нее,  то, что создает саму структуру и, значит, нетождественно ей.

        Конструкционизм -  это  движение, исходящее из глубины деконструкции, из того "кон", которое пребывает в сердцевине самого этого слова, между двумя другими его слагаемыми, "де" и "структ", в несводимости к ним. То, что "кон" возникает первоначально в составе "де-кон-струкции", методологически объяснимо: планета Нептун тоже была первоначально обнаружена как система помех, отклоняющих соседнюю планету Уран от ее ранее вычисленной орбиты. Деконструкция возникла как  анализ помех и отклонений от той структурной упорядоченности, которая повсюду предполагалась или вносилась структурализмом. Отсюда соединение  "кон" с приставкой "де", обозначающей действие отклонения и преодоления. Но связь"кон" с "де" не является необходимой и незыблемой. Если "де" преодолевает структурность  и обнаруживает "кон", то "кон", в результате такого открытия, более не нуждается в  "де" и действует как самостоятельная величина, как сила притяжения планеты Нептун, а не просто причина отклонения Урана от его мнимо идеальной орбиты.  "Кон" обнаруживается не как дефект структуры, не как остаток, получающийся в результате ее деструкции, а как избыток, конструирующий новые структуры и несводимый к ним. Это "кон", вырастающее за предел самой деконструкции, образует начало нового движения - конструктивности. Здесь все  поставлено буквально на кон- уже не в латинском, а исконно русском значении этого слова.      

        Деконструкция, с ее поэтикой негативности, не-определенности, не-определения, не-присутствия, не-происхождения,  возникла на почве структурализма,  как демонстрация и демонтаж его ограниченности, как момент перехода  к новым методам мышления. Но подобно тому, как скептицизм, показавший ограниченность классического идеализма, не может служить самодостаточной формой мышления, деконструкция есть только промежуток между двумя формами сознания - рационально-позитивистской и креативно-позитивной, структурализмом и конструкционизмом. Деконструкция, в своем отрицательном задании, есть трансценденция структурализма, которая в свою очередь трансцендируется конструкционизмом, как новой  позитивностью,  уже знающей все опасности и тупики  позитивизма.

         Определяя деконструкцию в "Письме к японскому другу", Деррида старается избежать всякой позитивности, сознательно стилизуя даосистскую или дзен-буддистскую игру не-определений. Деконструкция не есть ни методология, ни анализ, ни принцип, ни прием, ни направление, ни...  Напротив, конструкционизм не боится себя определять в позитивных терминах, он, по сути, и занят конструированием всевозможных собственных определений. Он мог бы сказать о себе: я - методология, и значит,  ничто методологическое мне не чуждо. 

        Термин "конструкционизм" довольно широко употребляется в американской философии, но почти исключительно как обозначение новой критической философии, направленной против средневекового реализма и классического рационализма. Критический конструкционизм  признает все наше знание "сконструированным", т.е. не отражающим какой-то внешней"трансцендентной" реальности, но зависимым от конвенций нашего восприятия и социального опыта. Считается, что даже физическая и биологическая реальность, включая расу, нацию, пол, конструируется социально (куда там ветхозаветному марксизму до столь дерзкой экспансии социального детерминизма).[2]  Но, признавая конструктность всякой реальности, сами американские мыслители, находящиеся в плену критицизма, испытывают мистический страх перед любыми попытками ее конструирования. Они охотно критикуют  реалистические суждения, подчеркивая конструктность любых реалий, но, желая остаться внутри критической парадигмы и отождествляя ее с "научной философией" вообще,  не решаются сконструировать ничего, выходящее за пределы тонкой тавтологии или критицизма. Беда критического конструкционизма в том, что он недостаточно конструктивен.

        Ницше одной фразой обнаружил всю бесполезность так называемой "критики", которая критикует интеллект за то, что он якобы не способен познать истинную реальность, как будто бы сама критика уже познала ее и встала над интеллектом, чтобы указать ему на это несоответствие. "Интеллект не может критиковать самого себя, именно потому, что мы не имеем возможности сравнивать его с иновидными интеллектами, и потому, что его способность познавать могла бы проявиться лишь по отношению к "истинной действительности", т.е. потому, что для критики интеллекта нам нужно было бы быть высшими существами с "абсолютным познанием".[3] Чтобы утверждать непознаваемость чего-то, нужно знать это непознаваемое.

         Само понятие критики таит в себе неустранимый изъян. Слово "критика" имеет два значения: (1) отрицательное суждение, опровержение, несогласие; (2) разбор и оценка. Казалось бы, два эти значения  внутренне не связаны, но в сущности любая, даже самая хвалебная и доброжелательная критика (литературно-художественная, философская и т.п.) работает с произведением именно в критическом модусе, т.е. в модусе недостатка. Критик выступает как судья, призванный вынести оправдательный или обвинительный приговор (собственно, этимологически слово "критика" и означает "суд").  "Судить" и "осудить" - родственные слова: любое суждение, даже положительное, заключает в себе оттенок осуждения, поскольку произведение предстает перед судьей, который знает, каким произведение должно или не должно быть. Критика, занимаясь "разбором" произведения, производит и отбор его "истинных" значений, сокращая тем самым потенциал его значимости.
 



 
[1]  Объясняя происхождение термина "деконструкция" в "Письме к японскому другу" (A Derrida Reader. Between the Blinds, ed. cit., p. 272), Деррида  подчеркивает в этом термине сочетание структуралистского и антиструктуралистского "жестов", но не останавливается на асимметрии, вносимой в  это соотношение приставкой "кон".

[2]  Своего рода манифестом критического конструкционизма в разных дисциплинах, в том числе в естественных науках,  явилась серия статей, напечатанных  в 1991 г. в журнале "Critical Inquiry"  и затем переизданных с комментариями в сборнике   Questions of Evidence: Proof, Practice, and Persuasion across the Disciplines, ed. by James Chandler, Arnold Davidson, and Harry Harootunian. Chicago and London: University of Chicago Press, 1994. Уже не только  "истина" и "реальность",  но и  "свидетельство", "документ", "опыт", "эксперимент", "факт", "доказательство" и другие важнейшие категории  эмпирического исследования (в статистике, физике, биологии, истории, юриспруденции и т. д.)  обнаруживают свой условный характер, как социальный и идеологический конструкт, и их традиционная  -  "реалистическая" или "рационалистическая" трактовка подвергается критике.

[3]  Фридрих Ницше. Избранные произведения в 3 томах, т. 3. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. М., REFL-book, 1994,  с. 220.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

                    назад                       оглавление                     вперед