Простейший и нагляднейший пример того, как действует потенциация на уровне повседневности, мы найдем в романе Льва Толстого "Война и мир". Как известно, Виктор Шкловский открыл у Л. Толстого прием "остранения", когда известное и привычное воспринимается как странное. Этот прием, лежащий, по мысли Шкловского, в основе искусства, иллюстрируется тем, как Наташа Ростова свежо, наивно, удивленно воспринимает оперное представление, как будто видя его в первый раз. Но у Толстого можно найти еще один прием, который мы назовем "овозможением" и который, очевидно, внутренне связан с "остранением". Если действительность представляется странной, значит, открывается такая иноположная точка зрения на нее, откуда все начинает восприниматься в иной модальности. Остранение показывает, от чего, а овозможение - к чему движется такое "удивленное" восприятие. Овозможение - это как бы лицевая сторона того, изнанкой чего выступает остранение.
Закономерно, что эта игра модальностей раскрывается обеими своими гранями именно в образе Наташи. Обреченная целый год быть в разлуке с князем Андреем, Наташа ходит по деревенскому дому и тоскует от того, что все есть, как оно есть, и пытается внести в это "есть" те "бы", те возможности, которые вовсе не предназначены для реализации - но раздвигают стеснившееся пространство жизни.
"Что бы мне с ними сделать?" - подумала Наташа.
-Да, Никита, сходи, пожалуйста...- "куда бы мне его послать?"
- Да, сходи на дворню и принеси, пожалуйста, петуха; да, а ты, Миша, принеси
овса. /.../ Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя
это было вовсе не время. /.../
"Боже мой, боже мой, все одно и то же! Ах, куда бы мне
деваться? Что бы мне с собой сделать?"/.../
Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве
или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым
лицом и встала.
- Остров Мадагаскар, - проговорила она. Ма-да-гас-кар,
- повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы m-me Schoss
о том, что она говорит, вышла из комнаты". [1]
Чем занята Наташа в этой сцене? Она ничего не делает, но создает возможности, которые повисают в воздухе, как мыльные пузыри. Из серой жизненной мути она взбивает разноцветные воздушные капельки, которые лопаются, как только область возможного в лице Наташи проходит мимо. "Мадагаскар" - это чистая, самоценная возможность в той действительности, где Москва и Одесса существуют реально.
Потенциация, или овозможение, есть возрастание степеней возможного в самой реальности, процесс превращения фактов в вероятности, теорий - в гипотезы, утверждений - в предположения, необходимостей - в альтернативные возможности. Значение слова "потенцировать" можно передать описательно: "делать возможным". Разумеется, это не то же самое, что "делать возможное", то есть актуализировать потенциальное. Наоборот, "делать возможным" - значит потенцировать актуальное, переводить действительное в состояние возможного. Потенцировать, или "овозможивать" предмет - значит раскрыть в нем возможности, которые предшествовали его действительному бытию и/или из него вытекают- возможности иных предметов, которые могли бы быть в настоящем или могут быть в будущем. Потенцировать - не просто делать возможным нечто, как условие его дальнейшей осуществимости, а наоборот, переводить нечто сущее в область возможного.
В языке нет готовых слов для обозначения возможности как действия, отчего и приходится предлагать неологизмы "потенцировать", "овозможивать". Но это вовсе не свидетельствует против наличия такого процесса,- скорее, предполагает его глубину, которая с трудом поддается наименованию и предпочитает оставаться неименуемой, выдавая на поверхность лишь свои результаты. "Возможное" и "возможность" есть результаты этого процесса "овозможения", который непрерывно происходит в недрах бытия и делает возможным само бытие. Вся современная действительность пронизана такими "возможностными" образованиями, из "есть" переходит в модус "если", а значит, требует к себе соответственного "поссибилистского" подхода. Потенциация - это не только метод мышления, о чем говорилось во второй части книги (особенно в главе 12), но и процесс, объективно происходящий в цивилизации, поскольку последняя сама движется энергией и потенциальностью человеческой мысли.
Следует объяснить, почему в заглавии данной части говорится не о "возможных мирах", а о "мирах возможного". Выражение "возможные миры", введенное Лейбницем, является общепринятым и в модальной логике, и в философских учениях о модальности. Оно предполагает некие отдельные миры, отличные от нашего, состоящие из возможных событий, совместимых друг с другом и образующих системную целостность, "мир". Например, возможны миры с иными физическими константами, или с иной химической основой жизненных процессов, с иной структурой и составом аминокислот и т.д. Но в данном случае я говорю не о возможных мирах, отличных от нашего мира, а о мирах возможного, как они раскрываются в нашем мире. Речь идет о возможном, которое совместимо с нашим миром и постепенно его преобразует, потенцирует: в этике, психологии и других, как принято говорить, "вселенных дискурса". Тем самым я рассматриваю не логику иных миров, где возможности совмещаются сами с собой, а новые исторические приметы овозможения нашего, действительного мира.
В следующих пяти главах будут пунктирно очерчены признаки
новой модели, как они проявляются в общественной, культурной, этической,
психологической и религиозной областях.
[1] Л. Толстой. Война и мир, т. 2, часть 4, гл. Х1.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------