Один из основателей философии всеразличия - Г. В. Лейбниц: "...Никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия..."  [1] Принцип всеразличия позволяет критически пересмотреть неоплатоническую идею "всеединства",  получившую широкое применение в восточной патристике и в русской философии (у  Вл. Соловьева и его последователей).

В начале многих философских систем лежит некое первопонятие,  из которого выводятся все остальные.  В древнегреческой философии такими первоначалами выступали стихии воды (Фалес) или огня (Гераклит),  понятия числа (Пифагор) или бытия (Парменид).  Европейская философия еще больше умножила число этих начал:  у Декарта  - мышление,  у Фихте  -  "я",  у Гегеля  -  абсолютная идея,  у Шопенгауэра  - воля,  у Маркса  -  материя... Всякий раз ищется нечто такое,  что заключало бы в себе основу всего.

Но если начала, авторитетно утверждаемые крупнейшими философами,  оказались столь различны,  то не следует ли само Различие полагать началом всех начал для философии?  Пытаясь обосновать  единое начало,  которое предшествует всяким различиям,  мы приходим к различию самих начал и,  следовательно,  к Различию как первоначалу.  Какое бы начало мы ни взяли,  оно не может быть абсолютным,  поскольку выступает в своей определенности лишь благодаря отличию от всех других.  Например,  Бытие  определяется как таковое лишь в своем отличии от Не-бытия,  и значит,  Различие предшествует как тому,  так и другому.

Отношение между различием и тождеством принципиально иное.  Когда мы размышляем над этими двумя категориями, различия и тождества, никак нельзя их уравнивать, производить их из некоей общей сущности, равноудаленной от обеих или равноблизкой обеим. Различие и тождество не есть такая же  оппозиционная пара, как  высокое - низкое, левое - правое, белое - черное. Все эти бинарные понятия   равноправны и делаются возможными благодаря различию. Но само различие неравноправно с тождеством.

        Дело в том, что само тождество отличается от различия, тогда как различие никак не тождественно тождеству. Как заметил еще Гегель, "если тождество рассматривается как нечто отличное от различия, то у нас, таким образом, имеется единственно лишь различие".   Различие не просто  отличается от тождества, но и делает возможным само различие между собой и тождеством. В любой системе, где имеется  энное число тождеств, имеется n+1 различий. Различие предшествует тождеству,  поскольку тождество само отличается от различия и является лишь одним из моментов его отличия от себя.  Может быть,  движение, дисбаланс, асимметрия неустранимы из мироздания  именно в силу изначального преизбытка различия над тождеством. Отсюда и поступательно-саморазличающий характер таких оппозиций, как  "культура - природа",  "интеллектуальное - чувственное", "означающее - означаемое", где первое понятие уже содержит свое различие от второго.  Оппозиция культуры и природы сама принадлежит системе культуры; оппозиция означающего и означаемого принадлежит плану означающего.
Различие может быть собой лишь не будучи собой;  сохранять верность себе  -  лишь непрерывно отличаясь от себя.   Только различие имеет основание само в себе, ибо все другое имеет основание в том,  от чего оно отличается: не существует бытия без не-бытия,  воли без не-воли.

Принцип всеразличия нельзя отождествлять с плюрализмом,  который  допускает,  что начал может быть сколь угодно много;  при этом видимая множественность явлений и свойств  превращается в множественность философских начал и упраздняется различие между явлением и основанием,  между поверхностью и глубиной. Плюрализм  предполагает безразличное приятие всего того, что само в себе глубоко различно.  Если монизм подчас выступает (например, в "Государстве" Платона) как философия насилия,  подчинения одних начал другим,  то плюрализм выступает как философия бессилия,  разом признающая все начала без того,  чтобы как-то направлять изнутри их становление.  Монизм и плюрализм сближаются своей "всеобщностью",  которая трактуется то как единство многих,  то как множество единиц,  но в любом случае безразлично к тому,  почему единое должно различаться во многом и почему многое объединяется своими различиями.  Здесь  -  насильственное равенство,  там  -  равнодушное приятие.

Философия всеразличия ненасильственна и неравнодушна, она  приносит именно Различному ту дань и жертву,  усилие и страдание,  какие обычно приносятся только Единому,  Общему.  Суть этой философии  -  не только признание различий,  но и соучастие в их порождающей деятельности,  поскольку Различие имеет собственную безусловную ценность и обоснование в себе самом.  "Отличное", как свидетельствует язык,  есть  не только то,  что несходно с другим, но и то,  что превосходит другое.  "Хорошее" и "плохое" в равной степени отличаются друг от друга,  но само это различие между ними является хорошим признаком,  оно прибавляется к этому хорошему и содействует его преобладанию над плохим.

По замечанию К.С. Льюиса,  "Даже на биологическом уровне жизнь подобна дереву, а не реке. Она движется не к единству, а от единства; живые существа тем больше разнятся, чем они совершенней. Созревая, каждое благо все сильнее отличается не только от зла, но и от другого блага. созревая,  каждое благо все сильнее отличается не только от зла,  но и от другого блага. Живые существа тем больше разнятся, чем они совершенней".  [3]  Это означает,   что благом является и само по себе различие,  коль скоро оно способствует созреванию других благ;  а отсюда следует,  что по мере различения благ и зол Блага становится больше, чем Зла.

Философия всеразличия предполагает критическое отношение не только к понятию всеединства, но и к категории противоположности и противоречия.
Любая вещь обладает множеством признаков и потому никогда не противоположна другой вещи,  а только отличается от нее. Противопоставлять можно только признаки,  отвлеченные от вещей:  черное и белое,  высокое и низкое,  холодное и горячее.    Между высоким и низким  -  противоположность,  но между высоким и низким домом или высоким и низким человеком  -  уже не противоположность,  а только различие,  поскольку и дом, и человек обладают множеством признаков,  частью сходных,  частью несходных.  Лишь по одному признаку,  вычленяемому из совокупности,  вещи могут быть противопоставлены;  но нет вещей,  состоящих из одного признака;  и поэтому каждая,  в своей целостности,  в сочетании многих признаков,  лишь отличается от другой.

  И тождество,  и противоположность  -  это лишь абстрактные допущения в определенных логических интервалах;  например,  по признаку "холодного-горячего" все холодные вещи тождественны между собой и противоположны всем горячим вещам.   Тождество и противоположность  -  это две абстракции различия,  разрывающие его живую сердцевину на мертвые крайности:  сходство,  лишаясь несходства, вырождается в противоположность,  так что дальше начинается уже  игра в "единство и борьбу противоположностей". Мышление подлинно творческое,  восходящее от абстрактного к конкретному, заинтересованное в обогащении реальности,  движется в логическом пространстве между тождествами и противоположностями, никогда не приставая  ни к одному из этих пределов,  но постигая и умножая различия.

В области социально-политической  философия всеразличия критически пересматривает категории "власти" и "борьбы", основанные на логике тождества и противоположности.  Здесь действует этическое правило: "ничему не противостоять, ни с чем не отождествляться" (см. Этика дифференциальная).

Философия всеразличия во многом перекликается с учением Жака Деррида о differance как безначальной и бесконечной игре различий. Есть, однако, и существенные различия:  всеразличие гораздо более открыто и содружественно возможностям метафизического и теологического мышления, которое подвергается критике с позиций деконструкции.

Всеразличие не исключает тождеств, а наоборот, полагает их, как знак отличия от самого себя, и тем самым учреждает и одновременно снимает метафизику присутствия.  Первым своим шагом всеразличие полагает нечто отличное от себя, не-различие, что и есть тождество, как первое иное различия, первая актуализация его бесконечной потенции различать. В этом и состоит неустранимость метафизики из предметных актов мышления. Первый акт культуры есть положение природы, первый акт интеллекта - положение чувственности, первый акт означивания  - положение означаемого.  Пока различие имеет единственно лишь себя,  оно может предметно себя проявить лишь  через отличение от самого себя, т.е. положение первотождества.  Таким первоначалом, с которым отождествляется все другое, может быть огонь или вода, идея или материя.  Эта мыслимость в форме тождества нужна для того, чтобы могло состояться само мышление, чтобы оно могло полагать нечто отличное от себя.  Метафизический способ мышления вытекает из самой способности мышления, которое первым актом устанавливает некое тождество, "первопринцип". Но далее мышление  конструирует все новые и новые тождества и тем самым восстанавливают перворазличие во всей его потенциальности - уже как игру многих тождеств в их различиях между собой. Именно конструирование новых тождеств и игра на их различиях и есть тот процесс, которым западная метафизика преодолевала собственную метафизичность.

    Второе отличие всеразличия от differance состоит в его личностности, что выявляется корневой системой русского языка: лик - лицо - личность - различие (differance имеет другую этимологию: латинское  differre, dif-ferre, разделять, разносить). Такое Различие,  которое первоначально и единоначально,  не может различать ничего ни с чем,  кроме как себя с собой.  Следовательно, правильный вопрос:  не что  лежит,  а кто стоит в основании всех оснований? Всякое "что" отличается лишь от другого,  и только "кто" отличается от самого себя.  Отличие от себя,  способность иметь себя в качестве иного  -  свойство Личности.  Сначало "Кто",  и лишь потом "что",  сначала отличие от себя,  потом отличие от другого.   Личность  -  это различие,  из себя происходящее и себя производящее,  единство Различающего и Различаемого,  и потому она действительно является тем основанием,  из которого могут быть выведены все другие основания,  в их различии между собой.

Библейская картина миротворения с самого начала показывает нам,  что собственно творческим и первичным является акт различения. Творится не одно,  а два,  земля и небо, разница между которыми и раскрывает сущность и цель творения как различения. И далее эти акты разделения поступательно сменяют и обогащают друг друга,  производя все разнообразие известного нам мира (шесть дней творения - отделение света от тьмы, воды от суши и т.д.).

Поскольку суть Личности  -  саморазличение, то первым же своим актом она отделяет себя от себя.  Мир есть все,  отличное от Перволичности,  все,  что не есть она.  Поэтому Перволичность всегда воспринимается как Кто-то за пределами мира,  и это запредельность образует главное ее свойство для тех,  кто в мире.  По мере умножения и развития  мировых различий сама Личность все более удаляется от нас в неизвестность и запредельность.  Но чем дальше эта Личность от нас,  тем она ближе к нам, оставаясь  и усиливаясь внутри всех творимых ей различий,  по ступеням которых она сама движется нам навстречу. Мы удаляемся от Личности как предшествующей различиям и приближаемся к Личности как проявляющейся в различиях.  Различия уводят от Личности,  но они же и приводят к Ней. Поэтому возрастает  атеизм,  как ощущение удаленности от Перволичности,  -  и одновременно возрастает новый теизм (см. теомонизм) Ее грядущего явления,  второй Встречи. "...При конце этого мира,  -  писал Ориген,  -  будет великое разнообразие и различие,  и это разнообразие,  полагаемое нами в конце этого мира,  послужит причиною и поводом новых различий в другом мире,  имеющем быть после этого мира" [4] Чем больше различий в мире,  тем полнее является в нем образ самой Личности, сотворившей мир в его отличии от себя.

Перворазличие, или первоиное,  выводя из себя остальные смыслы,  не сводит их к себе.  В этом и заключается трудность нахождения первоначала: мир не сводится к тому,  из чего выводится,  он делается разнообразнее благодаря первопричине,  но при этом не отождествляется с ней,  а все больше отличается от нее.

См. также Квантовая метафизика, Реалогия, Существоведение, Тэизм (the-ism), Универсика, Этика дифференциальная

1 Г. В. Лейбниц. Монадология, 9. Соч. в 4 тт., т. 1, М., Мысль, 1982, с. 414.

2. Г. В. Ф. Гегель. Энциклопедия философских наук, т. 1. М., "Мысль", 1974, с. 272. Сам Гегель, однако, начал построение своей системы именно с неразличенности - с "бытия, чистого бытия", которое "не имеет никакого различия ни внутри себя, ни по отношению к внешнему" (ibid., с. 84). Соответственно и в итоге своем система приходит к неразличенности: "Таким образом, и логика возвратилась в абсолютной идее к тому простому единству, которое есть ее начало...,  путем снятия опосредования, к своему соответствующему равенству с собой" (Гегель. Наука логики, М., "Мысль", 1972, т. 3, с. 309).  Это и есть образец метафизического движения мысли, которая начинается с тождества и через последовательность различений-опосредований возвращается к тому же самому тождеству, но уже вобравшему все мировые различия.

3. К. С. Льюис.  Расторжение брака, в его кн.  Любовь. Страдание. Надежда. М., "Республика", 1992,  с. 79.

4. Ориген. О началах (2.1.3). СПб., Амфора, 2000, с. 98.
-----------------------------------------------------------
Учение Якова Абрамова в изложении его учеников.  Составление и предисловие М. Н. Эпштейна  Л О Г О С. Ленинградские
международные чтения по философии культуры. Книга 1. Разум. Духовность.
Традиции. Л., Издательство Ленинградского университета, 1991, сс. 211-254.

Ellen Berry, Mikhail Epstein. Transcultural Experiments: Russian and American Models of Creative Communication. New York: St. Martin's Press,  1999, 91-112.

М. Эпштейн. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре.
СПб,  Алетейя, 2001, 166-173, 190-196.

Михаил Эпштейн