В отличие от сексологии, которая утвердилась как наука в начале 20 века (в трудах Рихарда фон Крафта-Эбинга, Зигмунда Фрейда и др.), у эротологии еще нет самостоятельного научного статуса.  Термин этот употребляется редко и нерегулярно. Чаще всего эротологией называют старинные пособия по технике сексуальных отношений: индийская эротология - "Кама-сутра"; персидская эротология - "Ветка персика", античная  эротология - "Ars Amatoria" Овидия...  Иными словами, эротология - "наука страсти нежной, которую воспел Назон" и которой увлекался пушкинский Онегин, пока не  пресытился ею. В таком понимании, эротология - это не наука о половых взаимоотношениях, а  искусство таких отношений  как предмет дидактических описаний и практических инструкций.  Эротология - это как бы древний, "донаучный" этап развития сексологии, когда она развивалась в формах (а) интуитивно-описательных, (б) наивно-назидательных и (в) художественно-повествовательных.

    Вряд ли такое соотношение "эротологии" и "сексологии", как своего рода алхимии и химии,  может  удовлетворить критериям целесообразности. Ведь никто, кроме историков науки, уже не занимается алхимией - так зачем заниматься древней  эротологией,  если есть сексология, оснащенная медицинскими приборами и новейшими научными методами? Так и говорится, например, в энциклопедическом справочнике "Сексология": "Однако древняя эротология, т.е. теория и практика любви, не ставила своей целью исследовать сексуальность. Только с развитием целого комплекса биологических и социальных наук, после преодоления  сопротивления церкви и сексологического ханжества, возникли предпосылки к объективному изучению сексуальности... Последние исследования в генетике, эндокринологии, нейрофизиологии, эмбриологии, эволюционной биологии, гинекологии и других дисциплинах позволили значительно обогатить и расширить познания в области дифференциации и взаимоотношения полов, проявления человеческой сексуальности". [1] В новейшем американском "Полном словаре сексологии"  термину "эротология" вообще не находится места. Зато сексология трактуется как междисциплинарная наука о сексе, включающая медицинские, физиологические,  исторические, юридические, религиозные, литературные аспекты. [2]

    Получается, что сексология как бы поглощает и отменяет эротологию, как свое наивное, полумифическое предварение. Действительно, древняя эротология не "исследовала сексуальность" теми  нейрофизиологическими, генетическими, эволюционными и пр. методами, которыми вооружена современная  сексология. Но это именно разница методов, а не стадий развития. Сексология, как она выступила в начале 20 в. и установилась к его концу, - это естественнонаучная дисциплина, близкая к медицине и лежащая на биологическом основании.  Не случайно, как отмечается в том же справочнике, "первыми начали систематическое изучение половой жизни врачи, причем начали не с нормальных, а патологических форм". [1]  Сексология с самого начала руководилась медицинскими интересами, была направлена на изучение и исцеление болезней и нарушений в развитии сексуальности. В этом она сродни другим разделам медицинской науки (эндокринология, гинекология, кардиология и т.д.). Эротология, напротив, обращалась к  норме, к желанному и должному, к радостным, творческим проявлениям эроса. Норма могла трактоваться как угодно широко, включая и то, что позднее, в средние века, стало трактоваться как отклонение, извращение, дьявольская похоть и т.д. Но важно, что мифопоэтически вдохновляемая эротология, в отличие от медицински ориентированной сексологии,  исходит из презумпции здоровья, а не болезни в изучаемых явлениях половой жизни.

Еще одна существенная разница: как часть широкого комплекса биологических дисциплин, сексология изучает и половую активность животных. Между тем эротология - это гуманитарная дисциплина, которая изучает не сексуальные отношения, а любовь и ревность, желание и наслаждение, запрет и соблазн,  страсть и игру как специфически человеческий феномен.

Разница между сексологией и эротологией - это разница не стадий, а типов науки, разница естествознания и человековедения. Сексология изучает биологическую,  физиологическую и психофизиологическую природу сексуального инстинкта, тогда как эротология изучает  духовно-телесную природу, психокультурную проблематику и условно-знаковые формы любовных отношений. Сексология вписывается в ряд биологических дисциплин, а эротология соседствует и сотрудничает с философией, этикой, эстетикой, психологией, лингвистикой, семиотикой, теорией искусства и другими гуманитарными дисциплинами. Древние трактаты по "искусству любви", как правило, содержат в себе зачаточные элементы и сексологии, и эротологии, которые  дифференцируются лишь много веков спустя. В этих трактатах есть   физиологические наблюдения и практические наставления, близкие к медицине, - и одновременно поэтическое и философское постижение человеческой природы, феноменология влечения и наслаждения.

Сексология раньше сумела выделиться и утвердиться как самостоятельная дисциплина в силу опережающего развития естественных наук в 19-20 вв.. Но, как заметил Клод Леви-Строс, 21-ый век будет веком гуманитарных наук - или его не будет вовсе. Эротология - одна из тех гуманитарных дисциплин, которые уже имеют богатейшую традицию, от Платона ("Пир") до Владимира Соловьева ("Смысл любви"), Жоржа Батая ("Эротизм"), Ролана Барта ("Фрагменты речи влюбленного"), но которым еще предстоит защитить свое право на  особую методологию.

Не существует  общепринятого разграничения терминов "сексуальное" и "эротическое",  но первый чаще указывает на природные аспекты репродуктивного поведения организмов, а второй - на условно-культурные, искусственные, игровые формы половых взаимоотношений, цель которых - не размножение, а удовольствие,  психическая разрядка, творческое возбуждение и т.д.  Жорж Батай сопоставляет эротику с трудом и религией, двумя видами деятельности, выводящими человека из царства природы.  "...Эротизм отличается от животной сексуальной импульсивности тем, что он в принципе, так же как и труд, есть сознательное преследование цели; эротизм есть сознательное искание сладострастия". [3]

По известному замечанию  Жака Лакана,  невозможно  раздеть женщину. Раздеть - в смысле достичь  "начальной" и "чистой"  наготы. Раздетость - это уже минус-одетость, определенное отношение к одежде, которая в данном случае соблазняет свои значимым отсутствием.  Все те покровы, которые цивилизация набрасывает на тело, эротика заново ощупывает и приоткрывает, как область запретную и потому вдвойне желанную.   Соблазнительность - это и есть двойная желанность, в которой  "сексуальное" желание дополняется "эротическим".  Без запрета нет соблазна. Если сексуальность - область первичных хотений, "половой жажды и голода", которые требуют скорейшего  утоления, то эротика - область соблазнов, которые возникают  на основе цивилизации и разыгрывают весь ее пафос, трагедию и героику в обратном порядке, как процесс медлительного, колеблющегося, "поступательно-возвратного"  разоблачения ее покровов.

Таким образом, имеет смысл  различать "сексуальность" и "эротику" как половую энергию на входе и на выходе из цивилизации. Сексуальность, так сказать, первична, цивилизация вторична, а эротика третична, это уже не нагое и не прикрытое, а раздетое. Эротика есть  мета-сексуальное сознание и воображение, которое  уводит от  тела, чтобы возвращаться к нему в остраненной, но тем более заостренной форме. Всякое прикрытие  дразнит, как отсроченное наслаждение, как некая прибавочная стоимость в экономии желания. Эрос, как продукт цивилизации, несравненно могущественнее полового инстинкта. Цивилизация есть самовозрастающий эрос, механизм его расширенного воспроизводства через преодоление. Традиции и табу - тот  могучий пресс, под давлением которого натуральный сок здорового инстинкта превращается в хмельное вино, которое кружит головы поэтам и завоевателям.

  Двойственность цивилизации в ее отношении к либидо заложена в самом либидо. Такова уловка хитроумного инстинкта,  хитрочувственность самой природы: уздой запретов круче себя взнуздать.  Подавление либидо есть способ его усиления - не только сублимации ("возвышения"), когда оно претворяется в произведения культуры, в поэмы и романы,  в машины и симфонии, - но и взрывообразного роста самого желания. Сама цивилизация есть  продукт иронии, заложенной в основании либидо, где знаки репрессии моментально превращаются в знаки дополнительного наслаждения и экстаза.  Передник,  занавеска, закрытая или полуоткрытая дверь в комнату,  принадлежность  другому сословию или чуждой системе убеждений, обремененность работой и профессиональными обязанностями, каждое сказанное слово и интонация, даже гримаса,  неловкость, некрасота  - все это пронизано иронией возбуждающего намека, оттесненного секса и побеждающего эроса.    Цивилизацию можно рассматривать как грандиозную игру либидо с самим собой, систему его возрастания через самоподавление. Вопреки ходячему фрейдистскому представлению, цивилизация - это не тюремные оковы, из которых желание хочет поскорее освободиться, напротив, это золотые цепи,  которыми  желание украшает  себя. По отношению к отдельным личностям цивилизация может действовать как репрессивная  сила, но в целом человечество само выращивает в себе неутолимость желания посредством отсрочек и запретов.

 Если сексуальность нуждается в  разрядке желаний, то эротика - в самом желании, которое  уже несводимо ни к какому физическому акту удовлетворения. Различие "сексуального" и "эротического" выражается в обыденном языке как разница глаголов "хотеть" и "желать". Сексуальность - это "хочу", эротика - "желаю" "Желать" обычно относится к таким действиям и объектам, которые не могут полностью удовлетворить физической потребности, которых можно желать бесконечно, например, "желать бессмертия, покоя, счастья, славы, богатства" (но "хотеть варенья, чаю, ласки").   Когда слово "желание" употребляется без определений и  уточнений, оно обозначает половое желание ("им овладело желание"), и именно в этом самом общем и нормативном значении особенно ясно видно, чем оно отличается от хотения (нужды, потребности). Половой инстинкт у животного не становится желанием, которое нуждается во все новых способах своего утоления и порождает множество иллюзий, фантазий, отсрочек, символических замен, выражающих его неутолимость. Хотение, удовлетворяясь, возобновляется потом как то же самое хотение,  тогда как желание, удовлетворяясь, ищет нового предмета желания и/или новых способов его удовлетворения. Хотение консервативно, желание революционно. Хотение - это жажда, которая ищет утоления. Желание, напротив, ищет утоления, чтобы больше жаждать.

Особенность эротики, по сравнению с сексуальностью, состоит также в ее направленности не на тела, а на чужие желания. Александр Кожев, французский мыслитель русского происхождения, отмечал  рефлексивность, "вторичность", внутренне присущую не только мысли и слову, но и человеческому желанию, которое всегда направлено на чужое желание:

"...Антропогенное Желание отлично от животного Желания... тем, что оно направлено не на реальный, "положительный", данный объект, а на некоторое другое Желание. Так, например, в отношениях между мужчиной и женщиной Желание человечно только тогда, когда один желает не тело, а Желание другого, когда он хочет "завладеть" Желанием, взятым как Желание... Точно так же Желание, направленное на природный объект, человечно только в той мере, в какой оно "опосредовано" Желанием другого, направленным на тот же объект: человечно желать то, что желают другие, - желать потому, что они этого желают. /.../ Человек "питается" желаниями, как  животное питается реальными вещами" [4].

Желание тем и отличается от похоти (полового хотения), что оно не может быть удовлетворено лишь телесно - оно нуждается в воле другого человека, оно говорит с его желаниями или не-желаниями. Эта рефлексия воли (как и рефлексия ума) может множиться. Я желаю чужого желания, которое желает быть желанным мною. Как всякая речь есть ответ и обращение к чужой речи, так желание говорит  с чужими желаниями. В этом плане эротология сближается с лингвистикой. Здесь стоит вспомнить бахтинскую теорию слова, которое имеет двоякую направленность - и на обозначаемый предмет, и на другое слово. В области эроса нам еще только предстоит освоить то, что Бахтин называл "металингвистикой", - анализ не предметных значений слов и не логического смысла предложений, а диалогического смысла высказываний.  Желания, как и высказывания,"не равнодушны друг к другу и не довлеют каждое себе, они знают друг о друге и взаимно отражают друг друга. Эти взаимные отражения определяют их характер.  Каждое высказывание полно отзвуков и отголосков других высказываний..."  [5]
Если в этом тексте  заменить "высказывание" на "желание", перед нами возникнет вполне убедительный набросок диалогической эротологии.
"Каждое желание полно отзвуков и отголосков других желаний..."  Можно построить на такой лингвистической  основе типологию желаний, провести разницу между прямыми и косвенными желаниями, между монологическими и диалогическими  типами любовников и любовных союзов, и т.д..   Как безграничны сцепления высказываний и способы их сочетаний, так  безграничны и ряды желаний, которыми обмениваются любящие,  а также любимые ими, ревнующие их...

Если эротика есть язык, то тожно предложить понятие эротемы, как структурно-тематической единицы этого языка (термин образован с тем же французским суффиксом "ем", что и другие обозначения структурных единиц языка: "лексема, морфема, фонема" и пр. ) Эротема - это эротическое событие, единица чувственного переживания и действия, то, из чего слагается динамика, "сюжет" эротических отношений.  Эротема - это пересечение границы, которая в чувственной сфере определяется как открытое - закрытое, дозволенное - недозволенное, влекущее - отталкивающее, близкое - дальнее, разделение - касание.  Эротема - это знак отношения, а не телесность или ее покровы сами по себе. Все зависит от того, какая граница определяет структуру отношений в данный момент времени.   Пользуясь разграничением сюжетного и бессюжетного текста у Ю. М. Лотмана, можно сказать, что эротика - это "революционный элемент" по отношению к "картине мира", которая создается цивилизацией, распорядком жизни, условностями общественного этикета.

Есть еще одна, не научная, а жизненная причина, по какой эротология достойна развития как самостоятельная дисциплина. Под сильнейшим воздействием сексологии как науки любовное вытесняется сексуальным в общественном сознании. Если в 19-ом веке было прилично говорить о любви и неприлично - о половой жизни, то к концу 20-ого века произошла рокировка:  приличнее говорить о гомосексуализме, мастурбации и оргазме, чем о чувствах романтических,  так сказать, разоблаченных Наукой и потому спустившихся в разряд индивидуальных чудачеств и анахронизмов.

Ролан Барт пишет про современное интеллигентное общество, нечувствительное к любовным излияниям и разговорам:

"Все поймут, что у Х... "огромные проблемы в сфере сексуальности; но никого не заинтересуют, возможно, существующие у Y... проблемы в сфере сентиментальности; любовь как раз тем и непристойна, что подменяет сексуальное сентиментальным /.../ Журнал "Мы вдвоем" непристойнее Сада. Любовная непристойность  предельна: ничто не может ее приютить, дать ей весомую ценность трансгрессии; одиночество субъекта робко, неприкрашенно - никакому Батаю не найти письма для описания этой непристойности". [6]

---------------------------------------------------

1. Сексология. Энциклопедический справочник, 3-е изд. Минск, Белoрусская энциклопедия, 1995, с. 271.

2. The Complete Dictionary of Sexology. New Expanded Edition, ed. Robert T. Francoeur. NY: Continuum, 1995,  p. 588.

3. Ж. Батай. Слезы Эроса, в кн.  Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины 20 века. СПб, МИФРИЛ, 1994, с. 282.

4. Александр Кожев. Введение в чтение Гегеля. Вместо введения.  Пер. Г. Галкиной. Новое литературное обозрение, # 13, 1995, сс. 61, 62.

5. М. М. Бахтин. Проблема речевых жанров, в его кн.  Эстетика словесного творчества. М., Искусство, 1979, 271.

6. Ролан Барт. Фрагменты речи влюбленного. (1977)  Пер. с франц. Виктора Лапицкого. М. Ad Marginem, 1999, сс. 217-218.

---------------------------------------------------------------------

Зигмунд Фрейд. Неудобства культуры, в его кн.  Художник и
фантазирование, ред. Р.Ф. Додельцев и К. М. Долгов,  М., Республика, 1995.

Herbert Marcuse. Eros and Civilization. A Philosophical Inquiry into
Freud. New York, 1955.

Norman O. Brown. Love's Body. New York: Vintage Books, 1966.

George Bataille. L'erotisme. (1957). Paris, 1972

Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины 20 века. СПб, МИФРИЛ, 1994.

Ролан Барт. Фрагменты речи влюбленного. (1977)  Пер. с франц. Виктора Лапицкого. М. Ad Marginem, 1999.

Мишель Фуко. Забота о себе. История сексуальности - III. Перевод с французского Т. Н. Титовой, О. И. Хомы. - Киев: Дух и литера, М.: Грунт, Рефл-Бук, 1998.

Жан Бодрийяр. Соблазн.  Пер. с фр. А. Гараджи.  М.: Ad Marginem,
2000.

Александр Эткинд. Эрос невозможного. История психоанализа в России. М., Гнозисд - Прогресс-Комплекс, 1994.

М. Н. Золотоносов. Слово и тело. Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста 19-20 вв. М., Ладомир, 1999.

Михаил Эпштейн. В поисках "естественного человека". Сексуальная революция в  западной литературе ХХ века. Вопросы литературы, 1976, #8,   сс. 111-145.

Михаил Эпштейн. Поэтика близости. Звезда. СПб, 2003, #1.

Михаил Эпштейн