САМООЧИЩЕНИЕ. ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ КУЛЬТУРЫ (2)
Состояние человека в культуре хорошо передается словами Ницше: "...Крайняя чистота в отношении себя есть предварительное условие моего существования, я погибаю в нечистых условиях, - я как бы плаваю, купаю и плескаюсь постоянно в светлой воде или в каком-нибудь совершенно прозрачном и блестящем элементе"18. Этим прозрачным и блестящим элементом, которым омывает себя человек, не обязательно должна быть вода. Это может быть воздух высот, система общественных ритуалов, законы логики, правила перевода с языка на язык... Важно лишь, чтобы этот элемент уносил с собой хаос, продукты распада, выделяемые человеком из собственного тела и души. Феномен человека и построенной им цивилизации возможен потому, что животное чистит себя: но именно продолжая чистить себя, человек перестает быть животным.
Тяга к чистоте, к самоочищению - основа всех религиозных культов и становящейся из них мирской культуры. Обряд омовения занимает центральное место в иудейской, христианской и магометанской религиях (бар-мицва, крещение, омовение перед намазом). Крещение, т.е. погружение человека в священную реку или купель, вода которых смывает с него греховную нечисть, - главное таинство христианства. Не обязательно вода или другая жидкость наделяется функцией очищения - например, путешествующим мусульманам, оказавшимся вдали от водных источников, вменяется в обязанность очищать себя верхим слоем песка или земли. На Цейлоне углубленное созерцание воды считается уже достаточным для очищения. Субстанция обряда меняется, но функция остается неизменной. 19
Причем в религии, особенно в неизбежном для нее требовании аскезы, самым ясным образом обнаруживается, что из всех природных инстинктов самоочищение (вылизывание, расчесыванье, оглаживанье, отряхиванье) является не только наиболее духовно продуктивным, но в какой-то мере выступает за границы природы вообще, противостоит тем инстинктам, где природа утверждает свою власть над особью. И голод, и похоть, против которых направлена и религиозная, и общекультурная аскеза, отдают человека в плен природы. Экономические и сексуальные теории культуры на самом деле очень быстро разоблачают себя как теории отрицания культуры, что практически обнаруживается в социальных и сексуальных "революциях", резко нигилистических по отношению к культуре и, при последовательном проведении, способных разрушить ее до основания.
Еда и совокупление выражают существенную неполноту человека и ставят его в зависимость от внешнего мира. Он должен постоянно наполняться внешним и переливаться во внешнее, чтобы поддерживать свое бытие и производить потомство. И лишь акт самоочищения есть порожденное самой природой преодоление природы, самоосвобождение материального существа из пут материи, способ достижения индивидуации, обособления. Очищая себя, человек принадлежит уже не внешней среде, которая "липнет" к нему и затягивает в себя, а принадлежит чему-то высшему, для чего он и извлекает себя из этого навязчивого вещества.
Так и животное, вычищая грязь из своей шкуры, как бы вылепляет себя из сплошного и вязкого земного месива, продолжает процесс своего рождения на свет - уже собственными усилиями. Не случайно ведь самка после родов обычно вылизывает своих детенышей, и последующее их самовылизыванье, самоочищение есть как бы продолжение - индивидуальной волей-инстинктом - той творящей воли, которая вывела их на свет и выделила среди всего неживого, обособила от всего "остального" на свете. Грязь - это и есть "остальное", мелкими, безличными пылинками налипающее на теле и лишающее его четкой, осмысленной самости.
Тема грязи и чистоты - одна из основных, если не самая основная тема детства, проходящая в виде строгого нравственного императива. "Надо, надо умываться по утрам и вечерам, а нечистым трубочистам стыд и срам" - в этих милых стихах Корнея Чуковского прямо сопрягается состояние тела и души, соматика и этика: быть нечистым - стыдно, ибо мы тем самым опускаемся в низший, менее расчлененный разряд существ, мы как будто еще недостаточно родились. Вот почему в детстве, где добытийный зов особенно силен и заманчив, умыванье - важнейшая нравственная задача, ведущая ребенка к укреплению в бытии и развитию чувства личности. Можно привести в пример множество детских стихов, где именно любовь к мытью, чистота рук и лица, тела и одежды выступает как основа всего педагогического назидания, как первоэлемент эстетического и нравственного воспитания, как залог всего "хорошего" (в его отличии от "плохого"), как символ красоты и добра ("Что такое хорошо и что такого плохо" Владимира Маяковского, "Письмо ко всем детям по одному очень важному вопросу" Юлиана Тувима).
Таково, очевидно, развитие не только отдельного человека, но и всего человечества. В своем зарождении - в Древнем Египте, у пифагорейцев - этика и эстетика неразрывно связаны с гигиеной, правилами содержания души и тела в чистоте.
Вообще говоря, можно условно выделить семь основных фильтров - этапов поступательного развития "очистительного" инстинкта. Одновременно это этапы выделения человека из природы: гигиенический, экономический, социальный эстетический, этический, интеллектуальный, религиозный.
Гигиена - это чистота тела ради здоровья самого тела, благополучия его физических отправлений, ради самосохранения биологической особи. На этой стадии инстинкт действует как в животных, так и в человеке, хотя у человека несравненно усложняется система искусственных фильтров, обеспечивающих чистоту организма: сюда включаются практически все изделия легкой, пищевой и фармацевтической промышленности. Особенно важна система диетических предписаний, включающая разделение всей пищи на "кошерную" и "некошерную".
Второй фильтр, отделяющий свое от не-своего - экономический: чувство собственности и система относящихся к ней прав и обязанностей. Любопытно, что во французском языке слово "propre" означает "собственный" - и одновременно "чистый", "опрятный", "чистоплотный". Инстинкт собственности - это сдвиг инстинкта чистоты за физиологическую границу. Собственность - это чистота нашего пребывания за пределом своего тела, в тех вещах, в которых мы устанавливаем границу своего "я". Отсутствие собственности, общая собственность, присвоение чужой собственности - признак или причина нечистоплотности, и наоборот, щепетильность, скрупулезность, аккуратность - качества хорошего собственника. Уже у детей в 5-6 лет чувство собственности чрезвычайно развито, причем самым важным является не размер собственности, а четкость и ясность ее границ. Этот же фильтр собственности определяет проведение территориальных, государственных границ, через которые иностранное "процеживается" по определенным правилам (виза, таможня). Если правила гигиены определяют здоровье тела, то права собственности - здоровье общественного организма.
Третий фильтр - собственно социально-иерархический, разделяющий разные классы и касты общества на основе чистоты крови или образа жизни. Например, касты в индийском обществе разделяются всецело по признаку чистоты и нечистоты, так что представители низших каст занимаются исключительно "грязным" промыслом - стирают белье, стригут волосы, обмывают трупы - и сами являются неприкасаемыми для высших каст, которым запрещено заниматься физическим трудом. Также и характерное и для Запада разделение "физического" и "умственного" труда, "синих" и "белых" воротничков проходит преимущественно по линии "грязного-чистого" - и это, пожалуй, единственное, что объединяет современные демократии с аристократическими обществами древности и средневековья, где "чистота породы" отделяла дворянство от плебса. Разумеется, есть огромная разница между чистотой интеллигенции и чистотой аристократии - но то, что объединяет их, есть именно чистота, достигаемая на генетически-родовом или лично-профессиональном уровне.
Следущий фильтр, где чистота уже не подчиняется физиологическим или утилитарным критериям, это эстетика: чистота ради самой чистоты. Эстетическое, по Гегелю, - это идея, достигшая наиболее совершенного чувственного воплощения, следовательно, наиболее очищенная от чуждых материальных вкраплений, нарушающих идею данного рода или вида. Быть красивым - значит отделить от себя все "не-свое", "остальное", стать вполне собой. На этой стадии инстинкт очищения еще свойствен некоторым высшим животным, но он уже имеет другую цель, нежели пищевой и половой инстинкты. С точки зрения гигиены, чистота так же служит здоровью и физическому процветанию, как и питание или совокупление. С эстетической точки зрения, инстинкт чистоты обособляется от двух других. Нет ничего более безобразного, чем зрелище широко открытого рта или выставленного вперед полового члена. Эстетика тела связана с замкнутой на себя, округлой поверхностью, предназначенной для созерцания, и поэтому избегает темных отверстий плоти, уже расходясь с физиологической продуктивностью и целесообразностью.
Этика - это уже не очищение тела, а очищение от телесного. Самое чистое, гигиенически здоровое и эстетически прекрасное тело не обеспечивает чистоты души, которая требует освобождения как раз от телесных влечений и побуждений, даже тех, которые направлены на чистоту самого тела. Нужно отлепить от себя уже не вещественную грязь (как в эстетике), а грязь вещественности как таковой. Отсюда императив скромности, умеренности, воздержания, с которого начинается культура как таковая, выделяющая человека из состояния дикости, "варварства". Древнейший памятник афористики - египетское "Поучение Кагемни" (2980-2900 до н.э.), начало которого гласит: "Счастливым останется скромный". Благородная сдержанность противопоставляется природной необузданности.
Интеллект, или логика - это следующий фильтр: способность очиститься не только от телесности, но и от душевности, вообще от своей единичности как таковой, посмотреть на себя со стороны, с точки зрения всеобщности. Тут объектом становится "я" в целом, от которого отслаивается мыслящее, самосознающее "сверх-я". На интеллектуальной стадии важен сам момент раздвоения, посредством которого мыслящее существо отстраняется не только от извне пристающей грязи, не только от эманаций собственного природного тела, но и от эмоционально-экспрессивного "я", восходит над собственной субъективностью. По Декарту, ясность, отчетливость, самоочевидность - главный критерий рационального суждения: идея должна быть очищена от всего смутного, сомнительного. Правила логики - квинтэссенция чистоты, извлеченной из случайных, хаотических, произвольных отношений между предметами. Это - интеллектуальное бескорыстие, еще более радикальное, чем этическое.
Чистота в гигиеническом смысле принадлежит природе, в экономическом, социальном, эстетическом, этическом и логическом - культуре, состоящей из этих пяти основных компонентов... Наконец, есть еще чистота в сверхприродном и сверхкультурном, религиозном смысле. Она коренным образом отличается от предыдущих видов чистоты - тем, что источник грязи обнаруживается здесь не вовне, а в себе, в самой глубине личности - как первородный грех, отпадение от божества, изначальная подверженность страстям, рабская привязанность к объектам природы и идолам общества.
В основе религиозной чистоты лежит табу - запрет на прикосновение, который поначалу имел, возможно, элементарно гигиенический смысл. Запрещалось прикасаться ко всему грязному, низкому, заразному, что грозило физическому существованию рода. Но в какой-то момент смысл табу преобразился: человек почувствовал, что прикосновение к чему-то может пачкать не только его самого - он сам может кого-то испачкать. Не только окружающее грязнее его - он сам грязнее чего-то; и это "что-то", к чему нельзя прикасаться не из опасения загрязниться, а из опасения загрязнить, и есть священное. Если культура оберегает человека от чего-то низшего, внешнего, то в культе человек оберегает нечто высшее и внутреннее от самого себя. Такой переход от культурного к религиозному мог свершиться лишь через высшую точку культуры - интеллектуальное самоотстранение, в ходе которого человек перестал смотреть из себя и посмотрел на себя. Теперь, в беспристрастном и надличном состоянии ума, он смог рассмотреть свое "я" как то внешнее и опасное, от чего исходит нечистота и что требует обложения системой воздержания и запретов. Так возникло священное - та высшая степень чистоты, по отношению к которой человек всего себя, в корне своем, осознает нечистым, первородно греховным.
Так инстинкт самоочищения, возникая в недрах животной особи, ведет ее за пределы природы, через все сферы культурного самоутверждения человека, - к тайне священного, к неприкосновенной чистоте божества.
5.
Именно потому что человек - самый совершенный орган самоочищения, он постоянно ощущает не только окружающий мир, но и, главным образом, себя самого источником нечистоты. Андрей Синявский выразительно передает эту манию чистоты, приводящую человека даже к желанию смерти - очищения от самого себя, от неустранимой грязи своего физического существования. При этом животные воспринимаются как более чистые существа - именно потому, что они не противопоставлены окружающей среде, не отличены от нее так, как человек, и сами критерии различия между чистым и грязным для них снижены, сводятся к внешней гигиене.
"Почему-то грязь и мусор сосредоточены вокруг человека. В природе этого нет. Животные не пачкают, если они не в хлеву, не в клетке, то-есть опять-таки - дела и воля людей. А если и пачкают, то не противно, и сама природа, без их стараний, очень быстро смывает. Человек же всю жизнь, с утра до вечера, должен за собой подчищать. Иногда этот процесс до того надоедает, что думаешь: поскорее бы умереть, чтобы больше не пачкать и не пачкаться. Последний сор - мертвое тело, которое тоже требует, чтобы его поскорее вынесли".20 И через несколько страниц: "Хорошо, уезжая (или умирая), оставлять после себя чистое место". И следующая мысль: "Господи, убей меня!"21
Путь от чистого к грязному далеко не прямой, на нем возникают попятные и круговые движения, когда чистота, возникая на одном уровне человеческого бытия, допускает и даже требует загрязнения на другом. Так, религиозное и этическое понятие чистоты часто вступают в противоречие с гигиеническим и эстетическим. Так, Св. Катерина Сиеннская, преодолевая свое отвращение к язвам больных, за которыми ухаживала, заставила себя выпить чашу гноя. Религиозное очищение может не только пренебрегать правилами гигиены, но и закономерно приводить к ритуальной нечистоте, так что соединение плоти с грязью должно свидетельствовать о нечистоте самой плоти, которую превозмогает аскет или святой, "запускающий" свое тело. В других случаях, ритуальная нечистота, например, посыпание головы пеплом в знак скорби, может служить знаком самоотождествления с прахом умерших - или орудием предотвращения смерти, как бы добровольной прививкой против нее. Мэри Дуглас описывает похоронный обряд африканского племени Някюса, обитающего к северу от озера Ньяса: "...В обряде оплакивания активно поощряется грязь. Скорбящих забрасывают мусором... Добровольное приятие символов смерти - нечто вроде профилактики против действия смерти".22
Иными словами, грязь может активно использоваться и в культовом, и в культурном обиходе человечества, восстанавливаясь на одних уровнях, чтобы преодолеваться на других, так что процесс самоочищения постоянно создает помехи самому себе, что подтверждается постоянно растущим количеством мусора и отходов, создаваемых культурой и подтачивающих ее собственное гигиеническое основание. Культура имеет свойство загрязнять себя тем самым, от чего она очищается - подобно ребенку, очистившему свой желудок и размазывающему по лицу выпавшие из него нечистоты.
Именно благодаря интенсивности самоочищения человек из всех природных существ оказывается и самым чистым, и самым грязным. Можно даже сказать, что человека отличает от других существ не столько достигнутая чистота, сколько степень различенности чистого и нечистого.
18 Фридрих Ницше. Соч. в 2 тт. М., "Мысль", 1990, т.2, с.706.
19 Об обрядах очищения в разных религиях существует монография Мары Доуглас, Пуриты анд Дангер. Ан Аналысис оф Цонцептс оф Поллутион анд Табоо, Неш Ыорк, ШасчингтонЬ Фредерицк А. Праегер Публисчерс, 1966.
20Абрам Терц (Андрей Синявский). "Мысли врасплох", в его кн. Собрание сочинений в 2 тт., т.1, М., СП "Старт", 1992, с.318.
21 Там же, сс. 320, 321.
22Мары Доуглас, Пуриты анд Дангер. Ан Аналысис оф Цонцептс оф Поллутион анд Табоо. Неш Ыорк, ШасчингтонЬ Фредерицк А. Праегер Публисчерс, 1966, п.177.
Виртуальная библиотека. Каталог