ВИДЕНИЕ СЛОВАРЯ
И вот, поставив точку, я предался по такому поводу законному расслаблению и погрузился надолго в горячую ванную. Это было примерно в одиннадцать-полдвенадцатого ночи. Я принял ванну и вытирался полотенцем, праздно размышляя о значении неизвестного мне, а возможно, только что придуманного и совершенно нелепого термина ''агностический гностицизм'' (до сих пор не знаю, что это такое). Вдруг сознание мое распахнулось, в него вошло какое-то большое пространство, в котором ясно представилась книга, вмещающая все возможные термины моего мышления, и не только моего, а как бы всех возможных мышлений, насколько их дано охватить моему сознанию. В этот момент родилась Книга Книг.
Она явилась мне в форме Словаря, в котором все слова и понятия отсылали друг к другу, как бы вспыхивали трассирующими перестрелками и праздничным фейерверком. Слова не просто следовали друг за другом на плоскости листа, но пересекались каждое с каждым, определялись друг через друга, то есть это была стереометрическая книга. Каждое слово было выделено пунктиром и даже прошито какой-то яркой нитью, которая связывала его напрямую со всеми другими словами - не через поверхность текста, а как бы насквозь, через третье измерение книги.
Особенностью этого Словаря было то, что он заключал в себе не слова, извлеченные из ранее написанных текстов, а новые слова, которые могли бы стать терминами еще не известных книг. Причем Словарь содержал не только слова и их определения, но и образцы тех текстов и систем мысли, в которых они могли бы употребляться. Например, к термину "реалогия" (наука о вещах) приводились фрагменты из книги "От объектов к вещам. Введение в вещесловие", а к термину "религионеры" (солдаты абсолютного сознания) - фрагменты из книги "Мыслитель как воин. Об армиях будущего". Книга книг была не собранием ранее написанных книг, но их прообразом, порождающей моделью. Словарь сам развертывался из слов в предложения, из предложений в главы, из заглавий в книги - и становился Книгой Книг.
Книга Книг не имела страниц, переплета - скорее, она предстала как многомерность перелистываемого пространства, легких воздушных путей, несущих от слова к слову, от мысли к мысли. Впоследствии, лет через десять, я узнал это пространство на экране компьютера, когда перед мной впервые замелькали страницы Интернета, перебираемые ударами клавиш. Но о компьютерах в 1984 г. у меня было самое смутное представление, а Интернет еще не появился на свет.
Книга писалась на протяжении последующих четырех лет, приливами и отливами, которые продолжались по нескольку месяцев и приносили по нескольку сот страниц. В эти годы, с 1984 по 1988, происходили главные события в судьбах мира, и мы были в гуще этих событий. Завершалась целая цивилизация, которая готовилась жить долго, была рассчитана на века и тысячелетия, целиком поглотила жизнь наших отцов и дедов, - и вот она кончалась на наших глазах. Этот конец известной нам цивилизации и начало новых, еще неведомых цивилизаций происходили не столько на глазах, сколько в наших мыслях, поскольку такой резкий сдвиг, прежде чем принять видимые очертания, происходит в сознании людей, как внезапный вихрь догадок, проектов, быстро сменяющихся мировоззрений. Все, что впоследствии обретало плоть партий, церквей, религиозных и культурных движений, государственных органов, литературных сообществ, - в эти годы зарождалось предчувствиями и предмыслиями.
Представьте себе кипение мысли Серебряного века, когда страна сдвинулась со своего исторически обжитого места и поехала в неизвестное будущее... И такой же всплеск и кипение происходили в головах нашего поколения на исходе той эпохи, у входа в которую стояли Соловьев, Мережковский, Розанов, Бердяев, Вяч. Иванов, Флоренский... Мысль кипела вдвойне, потому что она еще и охлаждала себя иронией и самоиронией, и заново разогревалась, и превращалась в пар. Это была гамлетовская пора зияния, распавшейся связи времен, которую приходилось восстанавливать самыми головокружительными полетами воображения. Если смотреть из отдаленного будущего, то, возможно, и Серебряный век не сравнится по накалу ищущей мысли с этими несколькими годами, переходными от молчания к гласности.
В это время я участвовал в создании и работе нескольких клубов и объединений московской гуманитарной интеллигенции. Под сменявшимися названиями и внутри расширявшегося круга людей - Клуб эссеистов, ассоциация Мысль и Образ, Лаборатория современной культуры - действовала одна и та же метафизическая страсть, искавшая отзвуков и резонансов среди людей близких и далеких по духу. Каждый из нас приходил и вкладывал в общую копилку свой Проект, свое мироспасительное слово, свое толкование первых и последних вещей. Мир начинался заново, у него еще не было основы, ее предстояло создать - причем из своей собственной мысли, за отсутствием других материалов в стране восторжествовавшего материализма. Дальше в дело пошли бы уже политики, практики, инженеры, банкиры - но чтобы перевернуть Маркса таким же способом, каким он перевернул Гегеля, нам предстояло поставить грядущий мир на умное основание. Каждый из нас приходил к другому со своей ненаписанной или полунаписанной, неизданной или самиздатовской книгой, которой предстояло стать Библией новых народов, уставом новых партий, манифестом новых искусств, аксиомой новых наук.
Если бы не это многокнижие нашей московской среды - первая ласточка будущей многопартийности, многоцерковности и прочих видов плюрализма - и Книга книг не могла бы найти своего содержания, не могла бы наполнить ту радиально-круговую форму Словаря, в которой она явилась в марте 1984 г. В эту книгу влилось столько потенциальных книг, столько умов, позиций, философских волнений, намерений и директив оставили в ней свой след, что в любой другой исторической ситуации форма ''Книги в квадрате'' оказалась бы пустой абстракцией, волевым экспериментом книжного червя, болеющего несварением массы прочитанных книг.
С 1988 года все это кипение ума стало уже выходить в общественное действие, в политические собрания, митинги, манифестации, и тогда же заново стала сгущаться какая-то черная безнадежность, как будто мысль отчаялась выговорить себя до конца, изменить что-то в окружающем - и опять замкнулась в себе. Эпоха метафизической бури и натиска подошла к концу. Последнюю страницу книги я написал в апреле 1988 года. Казалось, книга не имеет конца - но эта страница, которая называется ''Познание и любовь'', оказалась последней, 1563-ей. (1) Больше книга не писалась, пространство, которое она должна была заполнить, сомкнулось вокруг нее, совпало с ней своими границами.
В январе 1990 года я уехал по приглашению одного университета в США, да так и преподаю с тех пор, правда, уже в другом университете. Пятикилограммовая ксерокопия книги уехала со мной, а впоследствии с оказией пришел и оригинал. Чуть ли не в первый свой месяц в Америке я с машинки пересел за компьютер, полюбил его как долгопамятливое и работоспособное существо. В 1992-93 примерно две трети Книги оказались распечатанными на эфирных страницах.
В 1995 году, в мае, с опозданием примерно в год против американских технарей-первопроходцев, я открыл для себя пространство Интернета - и сразу узнал в нем тот ''магический кристалл'', через который впервые увидел даль Книги книг, ее прозрачную многогранность. Уже 1 июля 1995 года, с бескорыстной технической помощью студента-антрополога Даниэля Абрамса, я вышел на эфирные поля с программой Интелнет, которая должна была стать интеллектуальной репликой Интернета, его уменьшенным и углубленным подобием. Скорость электронных связей, заимствованная у человеческой мысли, должна была в мысль и вернуться, из технической сферы перейти в гуманитарную.
У меня выстроилась интерактивная программа введения новых идей в хранилище Интелнета, обозначились три его составляющих - Банк междисциплинарных идей, Мыслесвязи и гуманитарная дисциплина Интелнетика. Желающие и теперь могут отправиться в путешествием по этим страницам, заглянуть вкладовуюновых идей , а также в копилку афоризмов. Правда, с тех пор как летом 1996 г. Даниэль Абрамс покинул Эморийский университет, техническое обеспечение программы, включая функцию автоматического приема новых идей, перестали действовать- все застыло на декабре 1996 г.
Интелнет возник как электронное развитие Банка новых идей, маленькой московской институции, работавшей с конца 1886 г. в рамках объединения "Образ и мысль". Интел-нет - это Интер-нет плюс Интел-лект: программа приема, регистрации (патентования) и публичного обсуждения гуманитарных идей, выходящих за рамки определенной специальности. Книга Книг продолжает круговращение идей, начатое Интелнетом, но уже в противоположную сторону: от приема - к выдаче. В электронном пространстве возникает пункт раздачи новых идей - терминов, понятий, теорий, которые могут лечь в основание последующих книг и проектов, вырастить генерацию новых умов, составить гуманитарную библиотеку будущего.
В декабре 1997 г. я наконец методом проб и ошибок освоил кириллическое письмо на Интернете - и теперь начинается новый этап, когда Книга книг должна наконец вернуться в то сверкающеее голубое пространство, из которого и вышла на свет начинается воссоздание Книги в том виртуальном пространстве, для которого она и была создана, ради возвращения в которое пылилась и желтела на бумажных страницах, отбывая десятилетний срок в картонной тюрьме (апрель 1988 - апрель 1998). В отличие от других книг, перенесенных в электронное пространство из тисненных переплетов и журнальных обложек, Книга книг не впервые попадает в виртуальный мир - он для нее родной и изначальный. Может быть, в этом и состоит значение термина ''агностический гностицизм'', которое только сейчас, в эту минуту, да и то как будто в тумане, вырисовывается передо мной. Видение Словаря было, в сущности, видением Интернета, как Интернет, быть может, - видение тех миров, которые в различных терминах описывались гностиками. Но нужно сохранять здоровую толику агностицизма, чтобы не перешагивать чересчур быстро эти ступени. Интернет - еще не Плерома.
Итак, три основных фактора действовало в истории этой книги. Первый - это видение Словаря в ванной, явление многостраничного пространства, где все термины и определения связаны друг с другом невидимыми нитями, воздушными путями, по которым мысль передвигается со скоростью световых сигналов. Второй - это интеллектуально-информационный взрыв середины 1980-х годов, когда из пустоты советских десятилетий вдруг стали стремительно раскручиваться новые галактики мысли, уноситься к незримым рубежам новых цивилизаций, государств, религий, искусств... Третий - это появление в середине 1990-х годов электронных пространств, где Книга могла бы разместиться так же свободно, как она размещается в сознании. Эвристический, исторический и технический факторы сошлись вместе, чтобы эта Книга, найдя свое место в сознании, а затем наполнившись голосами времени, могла воплотиться в метрике электронного пространства и найти в нем не ограниченную ни местом, ни временем читательскую среду.
Но не только читательскую... Четвертый и, быть может, важнейший фактор в судьбе Книги - это готовность читателей становиться ее со-авторами, принимать на себя авторские права и ответственность за собранные в ней тексты. Но эта глава в истории Книги принадлежит будущему...
ПРИМЕЧАНИЯ
(1)Опубликована в кн. Вещь в искусстве. Материалы научной конференции 1984 (вып. ХУ11), М., Советский художник, 1986, сс. 302-324.
(2) Я не любитель нумерологических суеверий - и только сейчас осознал, что книга закончилась на той странице, в коем году Иван Федоров начал свое дело первопечатничества. То, что моя книга так и не попала в печать, а начинает свою жизнь на эфирных страницах, видимо, и говорит о том, что ее конец (1988) совпал с символическим завершением эпохи книгопечатания. В следующем, 1989 году в Швейцарии был изобретен сетевой протокол - и началась эпоха WWW.
Книга Книг. Заглавная страница