Существуют разные типы философских словарей и энциклопедий, но все они  - дескриптивные, т.е. описывают термины, уже бывшие раньше в употреблении (в мировой или национальной философии, у определенной школы или автора). Проективный словарь - это особый, порождающий жанр философского дискурса. Он  содержит  термины и понятия, которые впервые предлагаются для употребления,  т.е. именно посредством словаря вводятся в жизнь и мысль философского сообщества.  В данном словаре отражены интеллектуальные, культурные, технические, социальные процессы, характерные для начала 3-го тысячелетия и требующие новых способов философской артикуляции.

Обычный путь терминов таков: от использования в конкретных текстах - к фиксации  и систематизации в словаре. Проективный словарь, напротив, не регистрирует, а предвосхищает, потенцирует, проектирует будущие дискурсы и тенденции в развитии данной дисциплины, очерчивает круг ее концептуальных и терминологических возможностей. Например, в данном Словаре дается определение таких терминов как "Всеразличие", "Генер", "Концептивизм", "Культурал", "Культуроника", "Летотехника", "Мыслезнание", "Недо-", "Недооборотень", "Потенциация", "Теореза", "Телоцентризм", которые раньше не использовались никем, кроме их авторов, выступающих и как авторы соответствующих словарных статей. Именно благодаря Словарю эти термины могут  (подчеркиваем данную модальность)  войти в профессиональное обращение, получить дополнительную разработку, расширить возможности философского языка. Словарь представляет собой опыт гипотетического дискурса, так сказать, рассеивания тех понятий-семян, которые могут дать всходы в новой генерации философских текстов.

Словотворчество, терминообразование всегда  играло особую роль в философии, которая занята поиском таких концептов, категорий, которые освобождают  мысль от плена повседневного языка и предрассудков  здравого смысла.  Мыслить - это значит заново создавать язык, "поперечный" житейскому языку, критически очищенный от захватанных значений,  клише, автоматизмов сознания,  резко остраняющий, деавтоматизирующий их. Творчество мыслителя стремится запечатлеть себя в  конструкции странных диковинных слов, которые откликались бы на бытийные "слова" - трудно выразимые понятия и смыслы, лежащие в основе мироздания. При этом философ может пользоваться словами, уже существующими в языке, придавая им новый фундаментальный смысл, т.е. творя не столько лексические, сколько семантические неологизмы. "Идея" Платона, "вещь-в-себе" Канта, "диалектика" и "снятие" Гегеля, "позитивизм" О. Конта, "сверхчеловек" Ницше, "интенциональность" и "эпохе" Э. Гуссерля, "здесь-бытие" и "временение" Хайдеггера, "экзистенциалист" Ж.-П. Сартра, "различание" Ж. Деррида - именно в таких новых  словах (новых по своему составу или только по смыслу)  интегрируется целая новая система мышления.

Философский неологизм - итог движения мысли, которая проходит через множество ступеней доказательства, развертывается в многотомных словесных построениях, - чтобы в конце концов не найти лучшего воплощения, чем во плоти одного-единственного слова, которое и остается печатью бессмертия мыслителя, следом его пребывания в самом языке, а не просто в текстах. "Платонизм - учение об идеях"; "Гегель - основоположник диалектической логики"; "Ницше - провозвестник сверхчеловека". Слово - самая плотная упаковка смысла, наилучший хранитель той многообразной информации, которая рассыпана в текстах мыслителя. Слово "идея", возведенное Платоном в философскую категорию ("обобщенный умопостигаемый и бытийствующий признак"), уже навсегда вобрало в себя мысль Платона,  и тот, кто пользуется этим термином, вольно или невольно является платоником, даже если он антиплатоник по своим воззрениям. Язык обслуживает самые разные воззрения, которые только потому и могут спорить и противоречить друг другу, что говорят на общем языке.

Вопреки расхожему представлению, что творение новых слов - дело
писателей, философия  более глубинно втянута в этот процесс, более зависима от способности языка образовывать новые слова, которые
содержали бы квинтэссенцию данной понятийной системы. Ни Пушкин, ни Толстой, ни Чехов не создавали целенаправленно новых слов, им достаточно было слов, существующих в литературном языке и устной речи. Но философ испытывает трудности с языком именно потому, что он работает не с наличными словами, а с мыслью, которая хочет переспорить язык.  Философ часто не находит нужных ему слов в естественном языке и изобретает новые слова или придает новые значения известным словам. Поэтому, например, мысль Вл. Соловьева или М. Бахтина трудно представить вне тех словесных построений (оригинальных или переводных), которые они вводили в русский язык, именно с позиции философской "вненаходимости" по отношению к нему. "Всеединство", "Богочеловечество", "софиология", "многоголосие", "участность", "вненаходимость" - некоторые из наиболее известных концептуальных однословий Соловьева и Бахтина.

Философия, как и любая дисциплина, не может развиваться без обновления своей концептуально-терминологической системы. Для философии начала 21-го в. это тем более важно, что в 20-ом в. она приобрела, особенно в англоязычном мире, лингвистическую ориентацию и сосредоточилась на анализе  языка. Переход  к синтезу языка,  к системному построению новых понятий и терминов, знаменует собой  новый поворот философии, который обещает придать ей более творческий характер в 21-ом веке. Сейчас как никогда свежо звучит рекомендация  Ф. Ницше: "Философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться". [1]

Эта же задача ставится в  трудах  Ж. Делеза и Ф. Гваттари, направленных именно на масштабное обновление философского языка, синтез новых концептов и терминов:

"...Философия - дисциплина, состоящая в творчестве концептов...  Поскольку концепт должен быть сотворен, он связан с философом как человеком, который обладает им в потенции, у которого есть для этого потенция и мастерство. На это нельзя возражать, что о "творчестве" обычно говорят применительно к чувственным вещам и к искусствам, - искусство философа сообщает существование также и умственным сущностям, а философские концепты тоже суть "sensibilia". Собственно, науки, искусства и философии имеют равно творческий характер, просто одна лишь философия способна творить концепты в строгом смысле слова. Концепты не ждут нас уже готовыми, наподобие небесных тел. У концептов не бывает небес. Их должно изобретать, изготавливать или, скорее, творить, и без подписи сотворившего они ничто. /.../ Платон говорил, что следует созерцать Идеи, но сперва он должен был сам создать концепт Идеи. Чего стоит философ, если о нем можно сказать: он не создал ни одного концепта, он не создал сам своих концептов?" [2]

Такой переход от описательно-обобщающих к порождающим функциям словаря совпадает с ходом философского развития последних десятилетий и отчасти предвосхищает  его следующий этап. В философии 20 в., особенно его второй половины, преобладает лингво-аналитическая ориентация, в разной степени характерная и для европейского структурализма и постструктурализма и для англо-американской аналитической традиции:
анализ повседневного, научного и собственно философского языка, его семантических,  грамматических и логических структур. Работа над проективным словарем может рассматриваться как продолжение и одновременно преодоление этой тенденции. "Лингвистический поворот" переходит из аналитической в синтетическую фазу. Если предмет философии - универсалии, идеи, общие понятия, категории, концепты  - представлен прежде всего в языке, то задача философии - не просто исследовать, но и расширять существующий язык, синтезировать новые слова и понятия,  лексические поля, вводить новые языковые правила, увеличивать объем говоримого - а значит и мыслимого. Философия воплощает в слове систему движущихся понятий и задает им дальнейшее движение новизной самих слов.

Сходные процессы "словаризации" творческого процесса происходят сейчас и в других областях культуры, даже таких далеких от философии, как кино, где возникает  т.н. "database narrative" (термин Льва Мановича), т.е. "словарное повествование". Не фильм снимается по сценарию, а сценарий составляется по тем образам, картинкам, которые имеются в базе киноданных, в видеословаре.  Сначала кинотезаурус, потом составленный из них видеоряд, кинотекст. Причем из одного ресурса образов можно составить разные кинотексты, выражающие  идеи и позиции разных авторов. Так и в нашем словаре латентно содержится  множество  текстов, которые могут работать от энергии предложенных слов-понятий, реализуя разные их смысловые возможности.  Проективный словарь - это порождающая модель расходящегося ряда философских работ, которые могут иметь противоположную направленность, воплощать разные концепции, защищать разные позиции, но при этом использовать общий терминологический ресурс.

В отличие от вышеописанной кинопоэтики, проективный словарь не работает с заранее составленной базой данных (терминов, концептов), но сам творчески составляет такую базу для будущих текстов. Выражение "творческое составление" звучит как оксюморон, отражая жанровую противоречивость, взрывчатость проективного словаря. То, что обычно "составляется", "компилируется", аккумулируя в себе результаты предыдущих оригинальных трудов, - здесь выступает как первичный, творческий жанр.

Проективность может быть понята как свойство не только словарного жанра, но и метода мышления. "Проективизм" как метод сочетает в себе такие философские традиции, которые считаются трудно совместимыми: ницшевскую философию жизни и витгенштейновскую философию языка - витализм и лингвизм.  Проективизм, или лингво-витализм - это расширение жизненного пространства философского языка, умножение его мыслимостей и говоримостей. Согласно аналитической традиции, идущей от позднего Л. Витгенштейна, философия есть "критика языка", она призвана изучать языковые игры, уточнять значения слов, понятий и правил, используемых в  речевых практиках: в быту, науках, искусствах, разных профессиях и досугах. Но философия имеет и другое призвание: вести собственную языковую игру, постоянно пересматривать и расширять ее правила, ее концептуальную основу, объем ее лексических и грамматических единиц, мыслеобразов и мыслеформ. По теории позднего Л. Витгенштейна, язык не говорит "правду" о мире, не отражает наличные факты, "атомы" мироздания, но играет по собственным правилам, которые различаются для  разных дискурсивных областей, типов сознания и поведения. "Термин "языковая игра" призван подчеркнуть, что говорить на языке - компонент деятельности или форма жизни". [3] "Игра" и "жизнь" - вот ключевые понятия, которые сближают Витгенштейна с Ницще: в языке должна играть та же самая жизнь, которая играет в природе и в истории.

Но тогда и задача философии как метаязыка, описывающего и уточняющего "естественный" язык, состоит вовсе не в "правдивом анализе языка", но в том, чтобы сильнее "раскручивать" свою собственную языковую игру.  Основная предпосылка аналитической философии - язык как игра - содержит в себе опровержение чистого аналитизма и ставит перед философией совершенно иную, синтезирующую, конструктивную задачу: не говорить правду о языке, как и язык не говорит правду о мире, но укреплять и обновлять жизнь самого языка, раздвигать простор мыслимого и говоримого. Здесь ницшевский витализм приходит на помощь аналитически тонкому, но конструктивно бедному витгенштейновскому лингвизму и переносит на язык все те заповеди могущества, доблести, отваги, которые Ницше обращает к жизни. Перефразируя Ницше, можно сказать, что философия - это воля к власти: не сверхчеловека над миром, а сверхязыка над смыслом. Философия, в отличие от  первичных, практических языков, не выражает готовые или наличные смыслы, но хочет царить над метаязыком, над самими правилами языка и возможностями смыслообразования.  Или, как выразился  один мыслитель, "слову не дано быть точным, остается быть дерзким" (Яков Абрамов).  В этом смысле дерзость - языковая и  понятийная, словотворческая и мыслеобразная - и является методологической основой нашего проекта.

                                        *    *    *

Все статьи  оформлены единообразно: заглавное слово с ударением, его перевод на английский, этимология, дефиниция. В текстax статей выделены жирным шрифтом заглавное слово или концепт, его основные синонимы,   дополнительные определения, а также термины, к которым дана отсылка знаком "см.". В конце каждой статьи приводятся сноски к цитатам и список работ к данному термину.  То, что  новые термины и понятия вводятся в Словарь непосредственно их авторами, отражается в подборе источников.

В дополнение к основному, алфавитному порядку статей, в конце словаря дается их распределение по авторам и темам.

1. Friedrich Nietzsche. The Will to Power, trans. Walter Kaufman and R. J. Hollingdale. N. Y.: Vintage, 1968, p. 409.

2. Жиль Делез. Феликс Гваттари. Что такое философия? Пер. с франц. С. Н. Зенкина. СПб., Алетейя, 1998, сс.14-15.

3. Л. Витгенштейн. Философские исследования, фрагм. 23, в его кн. Философские работы. М., Гнозис, 1994, ч.1, с. 90.

Михаил Эпштейн