Бог деталей. Народная душа и частная жизнь в России на исходе
империи.
2-ое, дополненное издание. Москва, ЛИА Р.Элинина, 1998, 240 сс.
ВСТУПЛЕНИЕ
Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, - подробна.
("Давай ронять слова...")
В осеннем угасании советской империи была своя глубокая тишина и умножение подробностей - обломков великой эпохи, малостей повседневного существования... Отсюда и название этой книги, взятое у Пастернака, - "Бог деталей". Мне хотелось передать новый, укрупненный масштаб подробностей, открывающихся в предсмертном состоянии советской эпохи. Исторический пейзаж "с печальным шумом обнажался" - а в открывающейся пустоте вырастали те детали и архетипы, которым, вероятно, предстоит жизнь в следующем столетии.
Есть жанр, лучше других приспособленный для мгновенного изменения фокуса зрения: эссе. Подобно биноклю, эссе легко переворачивается в руках пишущего, меняя увеличительный масштаб на уменьшительный, позволяя то разглядеть морщины на лицах актеров, то сжать историческую сцену до размеров кукольного домика. Слово "эссе" одинаково произносится в обе стороны. Вот и смысл этого жанра - двусторонний: разрушая авторитарные мифы, воссоздавать на их месте авторские. Превращение мифа, как творения народной души, в эссе, как опыт частного самосознания, - такова жанровая "алхимия" этой книги.
В отличие от публицистики, эссеистика не притязает на общезначимую тему и гражданский пафос: она ограничивается сферой частного, прихотливо-своенравного - так сказать, разукрупняет общественную духовную собственность до кустарного промысла и единоличного надела. Поэтому задача эссе - вызвать столь же согласие читателя, как и его несогласие, чтобы мысль, двигаясь в двух противоположных направлениях, уклонялась от односторонности.
Читатель должен иметь в виду, что все эти эссе писались в ту эпоху, которая в них запечатлена, с 1977-го по 1988-ой годы, - и значит, имеют все недостатки прямого свидетельства. [1] Сама эта рефлексивная попытка расколдовать российские архетипы теперь может быть поставлена в исторический контекст, как переход от раннесоветского мифологического эпоса к позднесоветской мифологической лирике.
В книгу вошли эссе из семи тематических разделов. Последний раздел принадлежит перу моего друга, филолога и педагога Ивана Игоревича Соловьева, создавшего всеобъемлющую науку об одной-единственной женщине. Любовь - то новое целое, в которое срастаются детали частной жизни, ускользнувшие от исторического распада. Всесильный бог деталей, по Пастернаку, - он же и всесильный бог любви:
Ты спросишь, кто велит,
Чтоб август был велик,
.
Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку
Кленового листа
И с дней Экклезиаста
Не покидал поста
За теской алебастра?
Ты спросишь, кто велит,
Чтоб губы астр и далий
Сентябрьские страдали?
Чтоб мелкий лист ракит
С седых кариатид
Слетал на сырость плит
Осенних госпитaлей?
Ты спросишь, кто велит?
- Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви...
-----------------------------------------------------
1. Увидеть свет эти опыты могли только в пору гласности. Назову
некоторые первые публикации: Теоретические фантазии, "Искусство
кино", 1988, # 7, сс. 69-81; Опыты в жанре "Опытов", "Зеркала", альманах,
вып. 1, М., Московский рабочий, 1989, сс. 296-315; Прощание с предметами,
или Набоковское в Набокове, "Стрелец" (Нью-Йорк), 1989, #2, с. 311-316;
Ленин - Сталин, "Родник" (Рига), 1989, #6, сс. 32-39; Блуд труда,
"Синтаксис" (Париж), #25, 1989, сс. 45-58; Обломов и Корчагин, "Время
и мы" (Нью-Йорк), #109, 1990, сс. 141-160; Размышениия
Ивана Соловьева об Эросе, "Человек", 1991, #1,
сс. 195-212.