Михаил Эпштейн

                                    ФУТБОЛ И ХОККЕЙ
 



М. Эпштейн.  БОГ ДЕТАЛЕЙ.
Народная душа и частная жизнь в России на исходе империи. Эссеистика 1977-1988.
2-ое, дополненное издание.
                     Москва, ЛИА Р.Элинина, 1998, сс. 31-36.


 
    Один из проклятых вопросов советского времени: почему хоккей, а не футбол? Страсть к футболу в  народе безмерна, но постигают нас в нем одни разочарования - если иметь в виду мировые первенства, а не междоусобные внутрисоюзные баталии, которыми никогда не утолится до конца гордое народное сердце. По вложенным надеждам и сбережениям давно и не один раз быть бы нам мировыми чемпионами; но футбол все время  обманывает своих поклонников, словно красавица-южанка, легко ускользающая от неповоротливых северных увальней. Зато удача в хоккее всегда с нами, как  верная и скромная жена.

        Мне кажется, что футбол мы любим совершенно иначе, чем хоккей, - более трепетной, уязвленной и терпкой любовью. Хоккей мы полюбили из благодарности за то, что быстро и даже неожиданно для себя достигли в нем успехов - полюбили в ответ на расположение к нам хоккейной фортуны. Футбол же остается прекрасным и недостижимым, как первая любовь, как сны и надежды юности. Не сказывается ли  в нашей всенародной любви к футболу та, еще пушкинско-лермонтовская мечта по югу, которая объединяет всех северян, даже немца Гете и англичанина Байрона? Не есть ли тяга к футболу - массовый, демократический вариант этого романтического томления? Ты знаешь край, где зреют лимоны, где небо не тускнеет, где цветет миндаль? [1] - и где люди парят над блаженными, вечнозелеными эдемскими лугами, легко перебрасывая друг другу круглый, как плод с древа жизни, мяч?

        А счастье катится, как обруч золотой,
        Чужую волю исполняя,
        И ты гоняешься за легкою весной,
        Ладонью воздух рассекая. [2]

        Так  могут быть продолжены мотивы Гете и Мандельштама нашей современной, несентиментальной, но глубоко тоскующей жизнью.

        И ведь откуда приходят к нам лучшие футбольные достижения? Из Киева и Тбилиси - южных и западных пределов страны. Тбилисское и киевское "Динамо" - это напоминание о том, какой в буквальном смысле  д и н а м и ч н о й   могла бы стать наша жизнь, пойди она по историческим следам Киевской Руси или по географическим следам наших кавказских завоеваний, перенесись столица поближе к Черному морю или к Западной Европе. Не пришлось бы тогда хмурым и озабоченным поклонникам московского "Спартака" и ЦСКА проводить скучные зимы в долгом предвкушении коротких летних месяцев - предвкушении, которое, как всегда, будет обмануто, потому что мяч улыбается югу, мяч похож на Солнце, а шайба - похожа на Луну. Если от этих спортивных предметов исходит для болельщиков некий символический смысл и сиянье, то от мяча исходит свет полуденный, солнечный, а от шайбы - северный, лунный, ночной.

        Урок сравнения футбола с хоккеем состоит, в частности, в том, что от своей судьбы не уйдешь. Хотелось бы нам побеждать в футболе, но дано побеждать только в хоккее. Победителей не судят - не судят и своих побед. Но горько, горько - любить лишь за то, что любят тебя, горько от несвершенности своей первой, нерасчетливой любви, что навсегда вошла в сердце - но пришлась не по судьбе!

        И заметим, что судьбы наши в хоккее точно соответствуют всему державному укладу нашей жизни. Как неоспорим наш приоритет в мировом хоккее, точно так же неоспорим приоритет одной команды - конечно же, армейской - внутри страны. Все хоккейные первенства несут на себе печать единоначалия - в мире победит СССР, в СССР победит ЦСКА. В хоккее мы достигли полного централизма,  который всегда сопутствует нашим успехам в труде и боях. Как есть Большой театр в балете, Станиславский - в театре, Горький - в прозе, Маяковский - в поэзии, Шостакович - в музыке (сравниваем не дарования, но степень концентрации и представительности) - так есть ЦСКА в хоккее. Возможно, что именно благодаря этой мон-архичности, или однопартийности советского хоккея, он достиг победы на мировой арене. Централизм у нас - принцип всякой победоносной организации.

        А в футболе наши силы вместе не сведены, разбросаны по разным городам и командам с южной щедростью и пестротой. Южный импульсивный характер футбола трудней поддается централизации, тут нужны иные, мало нам известные принципы вольной ассоциации. Оттого-то, конечно, и гораздо интереснее нам воспринимать внутренний футбол, чем хоккей, с его заведомо предрешенной победой Центрального спортивного клуба армии. ...То "Спартак", то "Динамо",  то "Торпедо", а то вдруг и "Пахтакор" или "Черноморец". В футболе соревнуются команды с разными манерами, игра остается игрой - с непредсказуемым исходом. Безусловно и навсегда сильнейших нет.

        Но именно этот повышенный интерес к внутренним играм оборачивается разочарованиями на международных полях. Наибольший ажиотаж сопровождается наименьшим удовлетворением, потому что дух игры по существу чужд духу победы и власти. Мы любим футбол еще и как свою несостоявшуюся "демократию", и этот опыт наперед учит нас: если бы в нашей внутренней жизни все было бы разнообразнее и пестрее, на международной арене мы терпели бы провал за провалом. Каждый побеждает только так, как он рожден побеждать.

         Далеко не случайно, что в хоккее у нас первенствует армейская команда - ведь сама суть хоккея оруженосна. Недаром  говорят: "хоккейные рыцари", "хоккейные доспехи". О футболе так не скажешь - игра эта более доверчива и открыта, в ней выступает безоружный человек, оснащенный только тем, что дала ему природа. В хоккее: голова облечена в шлем, тело (у вратаря) в кольчугу, на ногах - острые лезвия, в руках - загнутая палка. Перед нами - современный рыцарь; и то, что успехов он достигает на ледовом поле - тоже напророчено нам историей. Лед - стихия скольжения, неустойчивости, символ революционного сдвига и колебания. "Под снежком - ледок. Скользко, тяжко, Всякий ходок Скользит - ах, бедняжка!" (поэма Блока "Двенадцать") - так зачиналась революция, так она осиливала мятежников Кронштадта на льду Финского залива, и тот же боевой дух продолжает витать на наших ледовых полях.

        Кто же лучше выстоит в этом мире, скользком, как каток? Нет более свойского со льдом человека, чем русский, и повелось это не с гололедных октябрьских лет, а гораздо раньше, с Александра Невского. Вот архетип и предвестие  теперешних ледовых побед. От Александра Невского идет  дальнейший  опыт зимних военных кампаний с Наполеоном и Гитлером, - от него же идет и более скромный, непритязательный, но по своему пророческий успех наших хоккеистов. Всех этих немцев, привыкших тупо упираться в землю и намертво осиливать на ней врага, - мы пересилили, поставив их на родной наш скользкий покров. Их "почвенному" мы противопоставили свое "ледовое", и победили в том мире, где нет уже никаких опор, где нога отталкивается не от "данной точки", "предмета", как любят выражаться немцы, а от самого движения, где движение растет из утраты основы и немецкая диалектика превращена в ликующую, опьяняющую  скользкость и относительность. Орден Александра Невского - как торжественно и по праву засиял бы он на груди тех, кто в наши дни отстаивает славу отечества в  ледовых побоищах!

        Мудрый и угрюмый хранитель России Константин Победоносцев так выразился в разговоре с философом Дмитрием Мережковским: "Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек". [3]  Вот хоккеисты - это и есть "лихие люди" России,  истинные хозяева ее ледяной пустыни.

-------------------------------------

Примечания

1. Песня Миньоны из романа Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера".
2. Из стихотворения  Осипа Мандельштама "Я в хоровод теней, топтавших нежный луг..."
3. Зинаида Гиппиус. Дмитрий Мережковский. Париж, 1951, с. 113.